И, словно прочитав ее мысли, маркиз предложил:
– Давай пока не будем ни с кем встречаться и не станем никому сообщать о том, что мы поженились. Пройдет какое-то время, и мы дадим сообщение в газете.
При этом маркиз с горечью подумал, что этого может никогда не случиться, если граф умрет и придется бежать за границу.
Но он знал, что, если с ним будет Имильда, беда для него – не беда.
Всякий раз, когда он был с ней рядом, он чувствовал, что любит ее все сильнее и сильнее. Ради нее ему хотелось восстановить в доме идеальный порядок.
И он чувствовал, как рассеивается постепенно атмосфера зла, так долго царившая в доме, и как сам он становится добрее и мягче.
Счастье, которое он познал, когда жил со своими родителями, возвращалось в Мелверли-холл. Маркиз даже ощущал присутствие матери в комнатах, которые когда-то она занимала.
После ее смерти отец распорядился закрыть ее спальню.
Даже у мачехи не хватило духу нарушить это распоряжение. Теперь прислуга приводила эту комнату в порядок, вытирала пыль, мыла полы.
Садовники по приказу маркиза принесли цветы, чтобы украсить ими спальню и церковь.
Лежа наверху и зная, что маркиз думает о ней, Имильда пожалела, что у нее нет красивого подвенечного платья.
Среди тех, которые она захватила из дому, было только одно белое муслиновое платье.
Имильде оно казалось чересчур простеньким.
Она понятия не имела, как великолепно оно на ней сидит, как изумительно облегает фигуру. В нем она действительно казалась неземным существом, как недавно предположил полушутя маркиз.
Наконец няня сказала, что пора принимать ванну и одеваться.
Она не успела еще раз пожалеть о том, что ее белое платье слишком скромно, как в комнату вошла няня. Она несла фату из роскошных брюссельских кружев.
Няня рассказала Имильде, что эту фату надевала на свадьбу мать маркиза, а до нее – еще несколько графинь из рода Мелверли.
Кроме фаты, няня принесла дивной красоты бриллиантовую тиару, а к ней – ожерелье и бриллиантовые серьги.
Надев украшения, Имильда взглянула на себя в зеркало и поняла, что так и должна выглядеть невеста маркиза.
Ей захотелось, чтобы такой он и запомнил ее..
Один из новых лакеев, облаченный в ливрею, в которой он чувствовал себя еще довольно неловко, постучал в дверь, чтобы сообщить, что его светлость уже ждет и что няня должна спуститься в церковь раньше жениха и невесты.
Няня, уже успевшая надеть одну из своих самых нарядных шляпок, поспешила вниз.
Подождав несколько секунд, Имильда взяла букет, который лакей оставил на столе, и тоже стала спускаться по лестнице.
С каждым шагом ее все сильнее охватывало чувство, будто она вступает в новый, незнакомый мир.
Однако она знала, что маркиз научит ее всему тому, чего она не знает, и ей нечего бояться.
«Я люблю… его. Я люблю… его», – вновь и вновь повторяла она.
Не важно, что говорили люди за его спиной.
Имильда чувствовала, что они с маркизом – единое целое, что так было, есть и будет впредь.
Спускаясь по парадной лестнице, Имильда увидела в холле маркиза, красивого, представительного, при орденах и медалях, и сердце ее исступленно забилось в груди.
Она была уверена, что даже если бы их свадьба была гвоздем лондонского сезона, ни она сама, ни маркиз не выглядели бы лучше.
Имильда еще не знала – и узнала очень нескоро, – что маркиз получил свадебный подарок, важнее которого не мог бы получить.
Это было письмо от Чарли.
Граф выздоровел настолько, чтобы вернуться в Италию, – писал друг. – Его жизни больше не угрожает опасность, и принц-регент намерен замять произошедший инцидент. Так что нет никаких причин, препятствующих твоему возвращению в Лондон. Постарайся приехать поскорее. Я так по тебе соскучился.
Чарлз.
Однако пока у маркиза не было желания возвращаться в Лондон и, ему казалось, еще долго не будет.
Но все-таки письмо означало для него свободу.
«Однако, если бы мне не пришлось скрываться, – думал маркиз, – я бы не нашел Имильду и не узнал, что она для меня значит».
Когда Имильда спустилась по лестнице, он взял ее руки в свои и поднес поочередно к губам.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Красивее тебя я в жизни никого не видел.
Он говорил искренне, он знал, что в Имильде есть то, чего не было ни в одной из женщин, с которыми он занимался любовью.
Казалось, она так и светится счастьем, и маркиз не мог налюбоваться ею.
Имильда с маркизом направились в церковь. Там их уже ждали викарий и домочадцы. Тихо играл орган. Аромат цветов, украшавших алтарь, заполнял все вокруг.
Едва войдя, Имильда поняла: именно такую церковь она ожидала увидеть в Мелверли-холле.
Они с маркизом и детьми, которые у них родятся, будут приходить сюда со всеми своими радостями и горестями.
Сейчас она пришла сюда, переполненная счастьем.
Она взглянула на будущего мужа. Глаза его светились любовью, и Имильда почувствовала, что Господь благословляет их обоих. Их любовь была послана им самим Богом.
Викарий совершил обряд венчания с трогающей душу искренностью.
Когда они опустились на колени для благословения, Имильда вложила свою руку в руку маркиза.
Как и Имильда, он чувствовал, что этот обряд навсегда останется в его памяти.
Потом все направились в гостиную, где домочадцы поздравили новобрачных и выпили в их честь шампанского.
Хаттон произнес короткую речь, няня прослезилась, и вообще все было необыкновенно трогательно.
Затем маркиз повел Имильду в комнату, которую она еще не видела: в спальню своей покойной матери.
Она была украшена лилиями, и маркиз прошептал жене:
– Они похожи на тебя, моя драгоценная.
Они прошли в будуар, расположенный рядом, тоже изысканно украшенный.
Там их ждал праздничный обед.
В ведерке со льдом стыло шампанское.
Повсюду стояли цветы. Маркиз обнял Имильду за талию и притянул к себе.
– Ты моя жена, – проговорил он. – Мне выпало счастье заставить тебя полюбить меня, и теперь никто, моя радость, никогда тебя у меня не отнимет.
Поцеловав Имильду в щеку, он добавил:
– Я буду необыкновенно ревнивым мужем. Если какой-нибудь негодяй типа маркиза Мелверли осмелится подойти к тебе, я его убью, а я отличный стрелок, можешь не сомневаться.
Имильда рассмеялась: