Дым застилал глаза и душил. Казалось, это конец. Ричард шел наугад, не видя ничего перед собой, и вдруг понял, что он на улице. Сделав спасительный вдох, он остановился.

Десятки рук потянулись к ним, не дали упасть Ричарду; он слышал голоса вокруг. Кто-то снял с его плеч тяжелое одеяло, кто-то хотел взять Ванду из его рук, но он отстранился.

— Все хорошо. Я справлюсь сам.

Он отнес Ванду подальше от дома, где было не так жарко. Ричард видел гостей, присутствовавших на ужине. Они растерянно стояли там, где он их оставил. Языки пламени играли на их бледных, испуганных лицах. Слуги и дворецкие с трудом сдерживали толпу зрителей, которая росла с каждой минутой.

Люди стекались со всех сторон. Дворец пылал, как факел в ночи, и все сбегались сюда. Только Ванда и Ричард никого не видели. Их тоже никто не замечал. Они устроились под кипарисовым деревом, и мир перестал интересовать их.

Он с нежностью, которой не знал в себе раньше, смотрел на ее растрепавшиеся локоны, на то, как она пыталась привести себя в порядок.

— Мы спасены! — В голосе Ричарда звучала гордость.

— Кто же вы, наконец? — Она не отрывала от него пристального недоумевающего взгляда.

— Меня зовут Ричард Мэлтон, я англичанин.

— Вы лишь притворялись царем?

— Да, я играл роль царя.

— Но почему?

— Потому что вы работали на князя Меттерниха.

Он увидел, как краска залила ее лицо, прежде чем она успела спрятать его в ладонях.

— Вы все знаете? Это что-то меняет? — прошептала она. — Я так глупа. Я должна была сразу понять, что вы обо всем догадаетесь.

— Любимая моя, не мучайтесь! Я ни о чем не догадывался. Забудьте об этом! Есть более важные вещи, которые нужно обсудить.

— Мне очень стыдно перед вами, но я не могла нарушить слово. Мне не позволили сказать вам правду.

— Кто не позволил — князь Меттерних?

— Да. Я обещала ему… Ведь я делала это ради Австрии.

— Что ж, я тоже хотел рассказать вам правду. — Ричард улыбнулся.

— Значит, вы и вправду не царь?! И не его приближенный?

— А вы против?

— Что вы!.. Наоборот! Я рада… я так счастлива!

— Моя любимая! — Ричард обнял Ванду.

Она уткнулась лицом ему в грудь, а когда подняла глаза, прошептала:

— Я люблю вас. Наверное, нехорошо говорить об этом?

— Нехорошо? Что вы! Прекрасно! Повторите, пожалуйста!

Он искал ее губы. Едва наклонившись к ней, он боковым зрением увидел, что кто-то направляется в их сторону. Ричард замер. Ошибки быть не могло. Только он мог идти так величественно, словно на его голове всегда была царская корона.

За секунду все пронеслось в голове Ричарда, перед глазами мелькнули измятые покрывала, и гнев снова охватил его. Невольно он сжал кулаки. Мужчины смотрели друг на друга. И вдруг царь расхохотался:

— Ричард! Друг мой! Вы видели свое лицо? Оно черное, как у негра!

ГЛАВА XII

Ричард чувствовал, как испугалась Ванда, увидев приближающегося царя. Но сейчас, когда его смех раздавался по парку, в ней проснулась злость. Не успели они произнести и слова, как смех стих, выражение его лица изменилось и Александр обратился к ним так, словно перед ним были самые близкие люди. Произошла та удивительная перемена в его настроении, которая часто ставила в тупик не только его врагов, но и друзей.

— Я должен извиниться перед вами, графиня. Покидая вас недавно во дворце, я даже не мог предположить, какая вам грозит опасность. Я думал, это веселятся гости и кто-то решил пошутить. Только вернувшись в Хофбург, я узнал ужасную правду. Поверьте, если бы я действительно знал о пожаре, то сделал бы все возможное, чтобы спасти вас с такой же отвагой, какую, несомненно, проявил мой друг Ричард Мэлтон.

Искренность Александра не вызывала сомнения: все знали о его смелости и храбрости, если дело касалось физических действий. Но если Ванда могла удивиться, что он не расслышал такие громкие крики, то Ричард очень хорошо знал истинную причину.

О том, что царь не слышит на одно ухо, даже при русском дворе знали немногие. Никто не разглашал этой строгой тайны. А случилось это давно. Почти сразу после рождения Александра взяла к себе бабушка, императрица Екатерина Великая, и не позволила матери вмешиваться в его спартанское воспитание. Императрица желала вырастить внука сильным и смелым, достойным государем великой державы.

С детства приучали Александра к суровым тяготам жизни, и многое пошло на пользу. Екатерина старалась приучать его и к грохоту орудий. Для этого она поселила внука в одной из комнат Зимнего дворца, окна которой выходили на Адмиралтейство. Ребенок был вынужден расти под грохот пушек, так как гремели они по любому поводу — ив праздники, и в будни. Хотя Александр и привык к артиллерийскому грохоту, его барабанные перепонки не выдержали постоянного напряжения, и он на всю жизнь оглох на одно ухо. Его тщеславие не позволяло ему признаваться в своем недостатке, и никто из окружающих не смел напоминать ему об этом.

— Прошу вас, графиня, простить меня за то, что покинул вас, — заклинал он Ванду.

Невозможно было равнодушно слышать нотки мольбы и раскаяния в его голосе, видеть выражение его лица. Почти помимо воли Ванда почувствовала, что гнев ее растаял. То, что произошло в маленькой гостиной, казалось гадким, нереальным сном. Разве мог этот человек пытаться изнасиловать ее? Неужели только благодаря пожару во дворце она спасена?

Не успела она ответить царю, как раздался страшный треск. Прогорел и обрушился пол в одной из галерей дворца. Толпа вскрикнула и отшатнулась. В ярком свете огромного пожара было жутко смотреть на эти напряженные лица с широко открытыми глазами.

Пламя не затухало и казалось еще ярче на фоне покрытого снегом парка, запорошенных крыш, замерзших фонтанов, деревьев и кустов.

Прибывшие на помощь военные отчаянно пытались спасти хоть что-то из дворца графа, хотя бы из той его части, куда еще не проникло пламя. Но если удавалось вынести картину или скульптуру, которые не тронул огонь, они могли быть повреждены на улице, где все натыкались друг на друга и во все стороны лились такие потоки воды и грязи, что парк превратился в болото.

Сам император Франц прибыл на пожар с несколькими батальонами пехоты. Паника прошла. Они делали все, что было в их силах, чтобы помешать распространению пожара. Но поднялся ветер, и огонь стал настолько силен, что вряд ли можно будет узнать в груде пепла роскошный дворец графа Разумовского.

Ванда с ужасом смотрела на пожар. Затем, не в силах дольше выносить это зрелище, отвернулась и спрятала лицо на плече Ричарда.

— Графиня очень устала, ваше величество. Позвольте, я провожу ее домой, — обратился он к Александру.