Book.

– Вы не оставили мне чего-нибудь выпить? – требовательно спросила Кейт.

– Нет, раз ты опоздала, тебе ничего не достанется, – ответил мистер Вирдон. – Жратва подана, пошли есть. Вдруг опять будет шторм, а я не собираюсь снова оставаться без пищи.

– Да, правда! – воскликнула Кейт. – Лулу, ты не представляешь, какая была непогода! Мы все чувствовали себя просто ужасно!

Она взяла мадам Бертин под руку и, весело болтая, повела ее в столовую. Зария не могла оторвать взгляда от Чака. Он улыбнулся ей в от­вет, но ей показалось, что в его улыбке недоста­вало былой теплоты.

«Я все выдумываю», – поспешила успокоить она себя, однако почувствовала такое отчаяние, что, резко отвернувшись, последовала за ос­тальными.

Обед был превосходным, но Зария с таким же аппетитом могла бы жевать песок. Голоса и смех доносились до нее как бы издалека. Она была не в силах понять, о чем идет разговор, и думала только о Чаке. Зачем он сел рядом с Кейт на противоположной от нее стороне сто­ла?

«Садитесь со мной», – сказала Кейт, и он по­слушно сел рядом, оставив ее, Зарию, сидеть справа от Виктора.

Мадам Бертин, расположившись между Эди Морганом и мистером Вирдоном, развлекала их рассказом о том, как ей удалось втиснуть весь свой багаж всего в две машины.

– Как я ни старалась, две коробки так и не влезли, – рассказывала она. – Тогда портье го­ворит мне: «Мадам, мы можем отправить их с поездом». А я отвечаю ему: «Нет! Куда я, туда и мои платья! А вдруг вы их похитите!» Они все посмеялись надо мной, но все-таки мы впихну­ли и это, и отправились в путь на предельной скорости.

– Что за платья ты привезла, Лулу? – поин­тересовалась Кейт. Она что-то нашептывала на ухо Чаку, Зария не могла разобрать, что имен­но, но теперь ее захватила мысль об одежде.

– Платья на любой случай, – пояснила ма­дам Бертин. – И по любым ценам. Я посетила все большие магазины, посмотрела на то, что они предлагают, и сделала свою коллекцию. Изысканную, уникальную, божественную! И все специально для Алжира! Туда не имеет смысла везти то, что пользуется популярностью в Лондоне, Нью-Йорке или Риме. У меня есть как раз то, о чем мечтают женщины Алжира. Не забывайте, они тоже француженки, у них есть вкус!

– Это значит, – с милой гримаской произ­несла Кейт, показывая на себя пальцем, – что мы, неотесанные американки, вовсе его не имеем.

– Я этого не говорила, дорогая, – ответила мадам Бертин. – Но ты не хуже меня знаешь, что француженки более разборчивы в платьях, чем любые другие женщины в мире.

– И несмотря на всю эту суету вокруг одеж­ды, они не так уж хорошо выглядят, – презри­тельно заметила Кейт.

Глаза мадам Бертин сверкнули.

– Ты сама не понимаешь, что говоришь, глу­пышка. Американкам и англичанкам легко выглядеть привлекательными. У них светлая кожа, светлые волосы, голубые глаза! Хоро­шенькие куколки с оборками, кружевами, лен­тами и драгоценностями, но не больше. Французская женщина сделана из другого теста. Пусть у нее нет цвета лица, волос или фи­гуры американки, но она тщательно заботится о себе, у нее хороший вкус, поэтому она – са­мая изящно одетая, самая очаровательная жен­щина мира.

– Думаю, Лулу права, – сказал Виктор. – Во француженках что-то есть, можете мне пове­рить.

– Дело не в одежде, – ответила Кейт. – Про­сто они женщины, а ты – мужчина. Они не меньше привлекали бы тебя, если бы были обернуты в какие-нибудь тряпки.

– Что за мысль! – поморщилась мадам Бер­тин. – Женщину делает платье! Главное заклю­чается в том, что она носит и как! Тебе легко го­ворить, Кейт, ты очень хорошенькая девушка. Но обычная француженка не обладает твоими преимуществами. У нее может быть плохая кожа, непропорцио­нальная фигура. И однако, если она оденется у меня, внимание мужчин будет приковано к ней, а не к тебе.

– Ты лжешь! – воскликнула Кейт. – Все об­стоит совсем по-другому, вы согласны со мной, Чак? Скажите им.

– Дайте мне девушку, любую девушку, – не сдавалась мадам Бертин, – и я совершу чудо. Я научу ее, как вести себя, и одену так, что вы сразу поймете, что я гениальна, да, я не боюсь этого слова! Это послужит тебе уроком, моя хо­рошенькая, легкомысленная Кейт.

– Я не верю тебе, – упрямо возразила Кейт. – Можно рассуждать сколько угодно, но готова поставить мой последний доллар, муж­чину больше всего привлекает то, что остается у женщины, когда она снимает платье.

– Когда-нибудь я докажу тебе, – сказала ма­дам Бертин. – Я докажу, как Франция легко может одержать победу там, где Америка при­знает свое поражение. Вы, молодежь, думаете, что постигли науку обольщения. Фи! Францу­женки всегда управляли миром – через своих мужчин, разумеется.

– Если дело пошло на спор, то я ставлю на Кейт, – сказал Эди.

– Милый, в наших рядах прибыло, – засмея­лась Кейт. – Лулу придется раскошелиться.

– А вот я не уверен в том, что не поддержи­ваю Лулу, – заметил Виктор. – В ней что-то есть, как во всех этих француженках. Я уже го­ворил вам. Дело не в чертах лица и не в фигуре, а в чем-то другом.

– В их одежде, – ответила мадам Бертин.

От возбуждения ее голос почти поднялся до крика.

– Мне бы хотелось посмотреть на это сорев­нование, – вступил Чак. – Хотя я и не согла­сился бы быть судьей.

– Но вы им будете, – внезапно произнесла Кейт, сверкнув глазами. – И еще Корни, и Эди, и Виктор. Мы заставим Виктора пода­виться собственными словами.

– Что ты задумала? – с интересом спросил Виктор.

– Мы устроим конкурс, здесь и сейчас, – ответила Кейт. – Сегодня вечером я из кожи вон вылезу, чтобы выглядеть как нельзя луч­ше. Увидите, на что я способна. А что касает­ся тебя, Лулу, то вот твоя жертва! Сделай из нее все, на что ты способна. – И Кейт указа­ла пальцем на Зарию, к изумлению и негодова­нию последней. Потом добавила с горделивым блеском в глазах: – Вот она. Что ж, Лулу, до­кажи свои слова! Сделай ее красивой!

– Нет! – поспешила возразить Зария. – Я не хочу в этом участвовать.

– Не надо артачиться, – сказал Виктор. – Ведь это всего лишь шутка. Надо же нам как-то убить время. Позвольте Лулу сделать все, что она может… или не может. Если, конечно, она согласна. Что ты на это скажешь, Лулу?

Зария почувствовала на себе взгляд мадам Бертин, которым та окинула ее с головы до ног, словно раздевая ее жалкое, худенькое тело. К полному изумлению девушки, мадам Бертин согласно кивнула:

– Хорошо! Пусть будет так. Я отвечаю за свои слова. Каковы ставки?

– Сто долларов? – предложил Эди Мор­ган. – Или двести?

– Пятьсот, – ответила мадам Бертин. – Во столько это мне обойдется. Кроме того, я на­стаиваю на тайном голосовании. Никто не бу­дет знать, чьи голоса были в пользу той или дру­гой девушки. Принимается?