В голове у нее пронеслась мысль, что комната эта, очевидно, расположена в очень старой части дома.
Но вскоре все ее мысли совершенно заполнила женщина, которую она пришла увидеть.
Герцогиня стояла перед богато украшенным камином с витиеватой резьбой. Она оказалась выше, чем ожидала Аспазия, и ее внешность шокировала.
Одетая по последней моде с такой элегантностью, которую не смогли бы даже вообразить себе жители Малого Медлока, она была украшена нитями огромных жемчужин, бриллиантами в ушах и на запястьях, кольцами и перстнями на длинных тонких пальцах.
Затем Аспазия взглянула на ее лицо и почувствовала, что не может отвести от него глаз, Никогда ранее она и не представляла себе, чтобы женщина выглядела столь прекрасно и в то же время столь зловеще.
Она не могла бы объяснить себе, почему она поняла, что эта женщина была действительно такой порочной и злой, какой ее описывали.
Но вибрации, исходившие от нее, были столь определенными, что Аспазия ощутила, как внутри нее все сжалось от ужаса, будто от сильного удара.
Затем, медленно двигаясь к герцогине, она не могла не признать, что, несмотря на возраст, она все-таки была прекрасной.
Ее волосы, когда-то светлые, теперь были окрашены в рыжий, ненатуральный, но притягательно красивый цвет, от которого ее кожа выглядела еще белее.
Черты ее лица были классическими почти до совершенства, ее глаза, от природы большие, увеличивались подкрашенными тушью ресницами, а веки были оттенены зеленым.
Она производила фантастическое, неотразимое впечатление, и Аспазия не отрывала взгляда от лица герцогини по мере того, как она приближалась к ней все ближе и ближе.
— Вы хотели видеть меня? — резко спросила герцогиня, и голос ее прозвучал очень жестко.
Смущенная и ошеломленная, Аспазия с опозданием присела в реверансе.
— Я очень благодарна вашей светлости, — начала она, — за то.., что вы позволили мне…
Ее голос дрожал, но она поднялась и высоко вскинула голову.
«Я не должна бояться, — думала она, — слишком многое поставлено на карту».
— Кто вы и чего вы хотите?
— Я — племянница преподобного Теофила Стэнтона, ваша светлость, который получил письмо, от секретаря вашей светлости с уведомлением, что, поскольку ему исполнилось шестьдесят пять лет, он должен оставить приход в Малом Медлоке.
— Да, это так, — сказала герцогиня. — Мне не нужны старики в поместье. Я избавляюсь от всех них. Я хочу видеть вокруг себя молодых людей с идеями. Людей с энергией.
Старость — это болезнь, и она заразна!
Аспазии показалось сначала, что она неверно поняла герцогиню, но затем она сказала:
— Я подумала, что ваша светлость, может быть, не знает, как моего дядю любят в Малом Медлоке и как много он сделал для людей в деревне. Ему будет трудно найти другой приход. Не только ему будет тяжело без них, но и они будут несчастливы без него.
Голос Аспазии звучал очень тихо и жалобно.
— Меня не интересует, что чувствуют люди в Малом Медлоке, — резко возразила герцогиня. — Они будут поступать, как я скажу им. Ваш дядя слишком стар, я найду молодого человека на замену ему.
Аспазия с отчаянием вскрикнула.
— Пожалуйста.., пожалуйста.., ваша светлость… — взмолилась она.
Ее мольбы были прерваны неожиданным происшествием: внезапно открылась дверь, и в комнату торопливо вошла какая-то женщина.
По виду она показалась Аспазии похожей на домоправительницу.
Она была просто одета, однако то, как она подошла к герцогине и как разговаривала с ней, говорило о ее некоторой власти, несовместимой с положением простой служанки.
Она подошла к герцогине сбоку и обратилась к ней тихим голосом, как будто не желая, чтобы Аспазия услышала сказанное, хотя каждое ее слово было произнесено довольно отчетливо.
— Бесполезно, ваша светлость. У нее высокая температура, и она никак не сможет спуститься сегодня к ужину.
— Чертова дурочка! Нашла время болеть! — гневно сказала герцогиня.
Аспазия была поражена.
Она никогда не думала, что герцогини могут выражаться столь грубо.
— Я ничего не могу поделать, ваша светлость, — продолжала женщина. — Если я и подниму ее на ноги, она окажется более чем бесполезной в таком состоянии.
— Тогда что же, дьявол ее возьми, нам делать? — спросила герцогиня. — Мы не можем никем ее заменить. Ты не хуже меня знаешь, что лорд Дагенхэм всегда хочет быть с Грэси, а лорд Уилбрэхем не будет смотреть ни на кого, кроме Нины.
— Я знаю, я знаю! — суетилась женщина. — Но у нас нет времени вызывать другую девочку из Лондона.
— Я думаю, на худой конец сойдет Луиза.
— О нет, ваша светлость! Луиза хороша для невежественного молодого мальчика, который нуждается в ободрении, но для опытного мужчины она слишком вульгарна.
— Я говорила тебе, что нынешний вечер очень важен, — раздраженно сказала герцогиня, — и ничто не выводит меня из себя так, как нарушение моих планов.
— Я знаю, ваша светлость, но невозможно предвидеть болезнь, а я уверяю вас, девочка серьезно больна.
— Она будет больна еще сильнее, когда я разберусь с ней по-своему! — сказала герцогиня.
Она произнесла это таким зловещим голосом, что Аспазия невольно ахнула, чем привлекла к себе внимание герцогини.
Она повернулась, чтобы взглянуть на девушку, и сказала голосом, в котором все еще отзывался ее гнев:
— Что же касается тебя, ты можешь отправляться назад и сказать…
Она неожиданно замолчала и прищурилась, отчего ее зеленые глаза придали ей почти тигриное выражение.
Аспазия подумала, что ее миссия окончилась жалкой неудачей. Джерри был прав. Безнадежно было приходить сюда, и с ее стороны глупо было ожидать милости от женщины, которая так безобразно ругается.
Она решила про себя, что по крайней мере уйдет с достоинством: поблагодарит герцогиню за то, что та приняла ее, сделает реверанс и покинет комнату.
— Сними свою шляпку!
Это был приказ, который ошеломил и сбил с толку Аспазию.
— Ты слышала, что я сказала, — спросила герцогиня, увидев, что девушка не двигается. — Сними свою шляпку, мы посмотрим на твои волосы, Все происходившее здесь было совершенно невероятно.
Аспазия развязала голубые ленты своей простенькой шляпки.
Поскольку она собиралась на встречу с герцогиней, она не надела костюм для верховой езды, отправляясь в Гримстоун-хауз, но облачилась в хорошенькое платьице с длинной юбкой, которое носила по воскресеньям и поверх которого надевала маленький облегающий жакетик.