– Включая меня? – тихо спросила Камилла.
– Включая вас, – согласился Хьюго. – Именно это причиняло мне боль, заставляло ненавидеть и презирать вас, как я ненавидел и презирал всех женщин до встречи с вами.
– Но мне кажется… леди Уилтшир… по-прежнему любит вас, – печально произнесла Камилла.
Губы Хьюго искривились в циничной усмешке.
– Моя маленькая невинная возлюбленная, – мягко сказал он. – Это не любовь. Это всего лишь физическое влечение, которое мужчина и женщина испытывают друг к другу и которое часто помогает нам скрасить нашу жизнь. Но это не то чувство, которое я испытываю к вам, а вы ко мне. Я хочу спросить вас кое о чем. Если бы это было возможно, если бы вы не боялись своим поступком доставить неприятности своим родителям, смогли бы вы прямо сейчас уйти со мной отсюда, зная, какой это вызовет скандал? Пошли бы вы на то, чтобы быть изгнанной из общества, возможно, на всю оставшуюся жизнь, или я прошу слишком многого?
Камилла не колебалась ни секунды.
– Да, я пошла бы с вами, немедленно, прямо сейчас, если бы вы позвали, – ответила она. – Неужели вы думаете, что мнение общества имеет для меня какое-то значение, да и что вообще может иметь значение, кроме нашей любви? Что же касается денег, то рядом с вами я довольствовалась бы и хижиной. Я была бы счастлива работать для вас, прислуживать вам. Разве нас волновали бы окружающие, если бы мы были вместе?
Хьюго Чеверли на мгновение прикрыл глаза, словно ему тяжело было смотреть на воодушевленное лицо Камиллы, и сказал хриплым от волнения голосом:
– Это и есть любовь, Камилла, но она не для нас.
– Я привыкла к бедности, – сказала Камилла просто. – Но боюсь, вам было бы нелегко сносить все эти неудобства.
– Моя обожаемая простодушная девочка, – ответил Хьюго. – Неужели вы думаете, что я всю жизнь купался в роскоши? Уверяю вас, в Португалии было не так уж много удобств! Не слишком большое утешение также знать, вращаясь среди людей с туго набитыми кошельками, что у тебя лишь жалкие гроши. Если бы только я мог поручиться, что буду в состоянии поддерживать ваших родителей, возможно, и сейчас было бы не поздно. Но, Камилла, у меня нет практически ничего, кроме долгов! Я подумывал было уйти в отставку, но теперь я останусь в армии и буду молить Бога, чтобы нас послали куда-нибудь, где идут сражения. Сейчас у меня лишь одно желание – ввязаться в какую-нибудь драку.
– Вы не должны рисковать, – торопливо сказала Камилла.
– Вам было бы жаль, если бы меня убили? – спросил Хьюго.
– Мне кажется… тогда я тоже… захотела бы умереть. Разве вы не понимаете, что, хотя мы и не будем видеться, каждый из нас все равно будет чувствовать, что другой где-то существует. В нас будет жить надежда, что однажды произойдет чудо и мы сможем быть вместе.
– О, моя любовь, когда вы говорите такие слова, я теряю рассудок при мысли, что не могу спасти вас от этой тяжелой, бессмысленной жертвы. Но что я могу поделать? Однажды, когда за мной особенно настойчиво охотились кредиторы, я обратился к герцогу, своему кузену. Мой отец был болен, я был не в состоянии помочь ему и надеялся, что кузен хотя бы сможет одолжить мне денег, чтобы мой отец провел последние годы своей жизни в относительном комфорте.
– И он отказал?
– Он сказал мне, что видит в больных родственниках не больше пользы, чем в одряхлевших старых пенсионерах.
– Какая жестокость! – воскликнула Камилла.
– Из его слов я понял, что он фактически отказывал в помощи пенсионерам, которым в поместье Элвестон во времена моего деда всегда были обеспечены уход и забота. Я сказал своему кузену все, что я думаю о его мелочной экономии, граничащей со скаредностью. Вероятно, я говорил очень убедительно, так как больше он не поддерживает со мной никаких отношений.
– Судя по вашему рассказу, это презренная личность! – воскликнула Камилла.
– Старые друзья позаботились о моем отце в последние годы перед его смертью, – добавил Хьюго. – Перед этими людьми я в неоплатном долгу. Для меня это долг чести, который я дал обет выплатить, что на самом деле я постепенно и делаю. Я рассказываю вам это, моя любовь, только затем, чтобы вы знали – у меня нет ничего, что я мог бы вам предложить.
– Для меня лично это не имеет никакого значения, – откликнулась Камилла. – Но точно так же, как вы хотели облегчить жизнь своему отцу, я должна позаботиться о своих родителях. Моя мать больна, и те деньги, которые я смогу присылать им, помогут облегчить ее страдания, а может, и на несколько лет продлят ее жизнь.
– Я понимаю, да, я все понимаю, – сказал Хьюго, – но это означает лишь одно, что мы с вами по-прежнему находимся в плену у проклятых денег! И хотя мне хочется закричать: «Будьте вы прокляты!», на самом деле мы ничего не можем изменить.
– И нам остается лишь сказать друг другу: «Прощай!», – произнесла Камилла, и у нее перехватило дыхание.
Она дотронулась до его руки и почувствовала, что от этого прикосновения Хьюго замер, а потом прильнул к ее ладони долгим, томительным поцелуем, заставившим ее затрепетать.
– В один прекрасный день… мы, возможно, будем вместе где-нибудь… в моем… заколдованном море, – пыталась сказать Камилла, но слезы, струившиеся по щекам, душили ее, и голос ее прервался.
– Единственное, что поможет мне сохранить рассудок, – сказал Хьюго, – это мысль о том, что когда-нибудь мы снова встретимся, но при иных обстоятельствах.
Хьюго поднялся со скамейки, не глядя на нее, и она почувствовала, что он больше не доверяет себе. Не произнося ни слова, они прошли через парк и подошли к дверям.
– Будет лучше, если дальше вы пойдете одна, – сказал Хьюго, когда они вошли внутрь.
На мгновение Камилла замерла. С очень бледным лицом и потемневшими от боли глазами она молча смотрела на Хьюго. Они стояли, словно окаменев, и казалось, что между ними протянулась какая-то невидимая волшебная нить, благодаря которой они, не говоря ни слова и не прикасаясь друг к другу, слились в единое целое.
– Прощай, моя маленькая возлюбленная, единственная из встреченных мною истинно безупречная женщина, – сказал Хьюго.
– Я люблю… тебя, – сквозь слезы прошептала Камилла, – я буду… любить тебя… вечно.
Не сказав больше ни слова, она развернулась и стала подниматься по лестнице. Она знала, что Хьюго смотрит ей вслед, и чувствовала, что если сейчас оглянется, то не сможет совладать с собой и, стремглав сбежав вниз, бросится к нему в объятия.
Камилла сознавала, что от Хьюго потребовалось сверхчеловеческое напряжение воли, чтобы не прикоснуться к ней. С ее стороны было бы недопустимо подвергать его еще большему соблазну. И все равно ей так хотелось быть рядом с ним, что она испытывала почти физическую боль, мучаясь при мысли о разлуке, которая ждала их впереди.
Девушка поднялась по лестнице и бесшумно проскользнула по коридору к дверям своей спальни. Она вошла в комнату, заперла двери и бросилась лицом вниз на кровать, трепеща от странного, смешанного с горечью сладостного чувства, которое вызывала в ней мысль о том, что он любит ее. Это чувство было невыносимо прекрасным, несмотря на то, что ей суждено было расстаться с Хьюго.