– Скажите воинам, чтобы они позаботились о своем предводителе. Он – выдающийся боец, и враг моего врага.
Алюз Ифигения передала его слова воинам. Раздалось несколько унылых вздохов и негромкий, быстро притихший ропот. Несколько воинов подошли к лежавшему без сознанья вождю, затем повернули головы в сторону Герсена. Он стоял, пошатываясь из стороны в сторону. Перед глазами хаотически плясало пламя костров, лица все слились в одно кошмарное пятно. Он открыл пошире рот, чтобы заглотнуть побольше воздуха, и, подняв на мгновенье вверх взор, увидел, как мелькнуло скопление звезд, напоминавшее своей конфигурацией ятаган…
– Пойдемте, – сказала, поднявшись, Алюз Ифигения и повела его к палатке. Никто не посмел заступить им дорогу.
Перед рассветом жизнь лагеря снова забила ключом, воины раздули пригасшие головешки, поставили на медленный огонь котелки с остатками вчерашнего ужина. Вождь, чья голова вся была в ушибах и ссадинах, сидел, прислонясь спиной к скале, и угрюмо смотрел куда-то вдаль. Никто не заговаривал с ним, да и он сам хранил молчание. Из палатки вышел Герсен, сразу же за ним вышла Алюз Ифигения. Она перевязала левое запястье Герсена и сделала массаж правого предплечья. Если не считать многочисленных синяков, ломоты по всему телу и растяжения связок левого запястья, состояние его было не таким уж плачевным. Пройдя к тому месту, где сидел вождь, он попробовал заговорить с ним на грубом наречии Скар Сакау.
– Ты сражался достойно.
– Ты сражался достойнее, – с трудом ворочая языком, произнес вождь. – С самого детства никто не мог одержать надо мной верх. Я обозвал тебя трусом. Я был неправ. Ты не убил меня. Это дает тебе право стать моим соплеменником и вождем. Каковы будут твои распоряжения?
– Предположим, я отдам приказ отряду провести нас к нашему кораблю?
– Тебя никто не послушает. Воины бросят тебя. Я был тем, кем ты являешься сейчас – предводителем боевой дружины. Во всех остальных случаях я имел только такую власть, какую был в состоянии поддерживать силой. Такую же власть имеешь и ты.
– В таком случае, – сказал Герсен, – будем считать события вчерашнего вечера не более, чем дружеским поединком. Ты – предводитель, мы – твои гости. Мы покинем отряд, когда представится удобный для нас случай.
Вождь, слегка пошатываясь, вскочил с места.
– Пусть будет так, как ты пожелаешь. Мы же двинемся дальше против нашего врага Кокора Хеккуса, Правителя Миска.
Вскоре отряд был готов выступить в путь. Посланный вперед разведчик почти тотчас же вернулся.
– Дназд!
– Дназд! – прошел приглушенный ропот по цепи воинов.
Прошел час, небо озарили яркие лучи солнца. Вперед снова отправился разведчик и вернулся с сообщением, что путь свободен. Отряд воинов покинул свое убежище среди скал и вскоре уже снова спускался извилистой цепью вниз по долине.
К полудню долина расширилась, и после очередного поворота со скалистых склонов открылась на много миль вперед залитая ярким солнцем местность, покрытая буйной растительностью.
Десятью минутами позже отряд вышел к такому месту, где стояли на привязи примерно шестьдесят – семьдесят других многоножек. Воины сидели на корточках неподалеку от животных. Вождь, не спешиваясь, провел летучее совещание с другими вождями, равными ему достоинством. Вскоре объединенные силы нескольких союзных кланов двинулись дальше вниз по долине. За час до захода солнца они окончательно покинули предгорье и теперь их со всех сторон окружала холмистая саванна. Здесь паслись стада небольших черных жвачных под наблюдением мужчин и мальчишек, скакавших верхом на животных примерно того же рода, только более высоких. При виде тадоскоев все они тотчас же обратились в бегство, однако обнаружив отсутствие погони, остановились и с удивлением смотрели вслед грозным силам горцев.
Постепенно местность стала более населенной. Сначала на глаза стали попадаться отдельные две-три хижины, затем круглые дома с низкими стенами и высокими коническими крышами, затем целые деревни. Население повсюду спасалось бегством. Никому не хотелось столкнуться лицом к лицу с тадоскоями.
На закате появился Аглабат, будто бы выросший прямо из зеленой равнины. Город со всех сторон окружали стены из коричневого камня с многочисленными парапетами и бойницами. Издали он производил впечатление плотно спрессованного нагромождения высоких круглых башен. В центре его над самой высокой из башен развевался черно-коричневый вымпел.
– Кокор Хеккус в настоящее время пребывает в своей резиденции, – сказала Алюз Ифигения. – Когда его здесь нет, вымпел не вывешивается.
Двигаясь теперь по идеально ровному травяному покрову, скорее напоминающему газон хорошо ухоженного парка, воины все ближе и ближе подступали к городу.
– Нам лучше бы расстаться с тадоскоями, – с тревогой в голосе заметила Алюз Ифигения, – до того, как они обложат со всех сторон город.
– Почему? – поинтересовался Герсен.
– Вы думаете, что Кокора Хеккуса можно застать врасплох? В любую минуту можно ждать вылазки Бурых Берсальеров. Начнется жуткое побоище, нас могут убить или, что еще хуже, поймать в плен, и нам уже больше никогда не удастся хоть сколько-нибудь приблизиться к Кокору Хеккусу.
Возразить ей Герсену было нечем, но так уж сложились обстоятельства, что он связал свою судьбу с экспедицией варваров. Оставить их сейчас – тем более, что он разделял мнение Алюз Ифигении относительно возможности поражения тадоскоев – казалось равносильным предательству. И все же – на Фамбер он прибыл не для того, чтобы совершать великодушные жесты.
В двух милях от города отряд остановился. Герсен подошел к вождю.
– Каков твой план предстоящих боевых действий?
– Мы осадим город. Рано или поздно, но Кокору Хеккусу придется выслать нам навстречу свои войска. Когда такое случалось раньше, мы были слишком малочисленны и вынуждены были оставлять поле боя. Нас и сейчас немного – но не так уж и мало. Мы уничтожим Бурых Берсальеров, мы сотрем рыцарей в порошок. Мы привяжем Кокора Хеккуса и будем таскать его по степи, пока он не умрет. А потом завладеем богатствами Аглабата.
Достоинство этого плана – в простоте, подумалось Герсену.
– Предположим, войско не покинет город?
– Рано или поздно оно обязано будет это сделать, если только не предпочтет смерть от голода.
Солнце исчезло в пурпурной дымке, висевшей над горизонтом, на башнях Аглабата зажглись огни. В этот вечер, в отличие от предыдущего, никто не проявил непочтительного отношения к Алюз Ифигении. Как и тогда, Герсен уединился с ней в черной палатке.
Ощущение близости девушки привело к тому, что Герсен окончательно потерял всякий контроль над собой. Он взял ее за плечи, заглянул в едва различимое в темноте палатки лицо, поцеловал – она, как показалось сгоряча Герсену, отвечала ему взаимностью, но так ли это было на самом деле? В темноте не было видно выражение ее лица. Он снова поцеловал девушку и ощутил солоноватую влагу на ее щеках. Она плакала.