Ровена сильно сомневалась, что у Гермионы были деньги, чтобы заплатить за покупку. Наверняка после отъезда маркиза она получит в лавке счет.
«Мы сделали все возможное, чтобы помочь ему побыстрее поправиться», — подумала Ровена, когда все расселись вокруг обеденного стола.
Девушка представила себе, как будет насмехаться маркиз над их незатейливым обществом, находясь в окружении своих великолепных, знатных друзей.
Ровена сама не понимала, почему ей все время кажется, что маркиз хочет унизить их, но невозможно было не замечать границу, которую он, вольно или невольно, проводил между собой и семьей сельского доктора.
За обедом Ровена не произнесла почти ни слова. Все время ощущая присутствие за столом маркиза, она думала о том, что никогда больше не встретит такого привлекательного молодого человека.
Гость их сделал все возможное, чтобы его последняя трапеза в доме стала особенно праздничным событием.
Они пили шампанское, и, хотя Ровена все время следила за Марком и Гермионой, чтобы младшие не выпили лишнего, она не могла не отметить про себя, что золотистое вино заставило всех сидящих за столом немного расслабиться.
Так легче было общаться с маркизом, смеяться его остротам и воспринимать его как равного, а не как могущественного благодетеля.
Когда прислуживавший за столом Джонсон снова наполнил бокал своего господина, маркиз поднял руку, желая произнести тост.
— Я хочу выпить, — начал он, — прежде всего за доктора Уинсфорда, которому я буду вечно благодарен за то, что он не только спас мою жизнь, но и принял меня, как дорогого гостя, в своем доме, а во-вторых — за мою умелую и очаровательную сиделку — Ровену.
Слова его застигли девушку врасплох, Ровена почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, и тут же разозлилась на себя за нахлынувшее смущение.
Маркиз повернулся к другому краю стола и увидел Гермиону, глядящую на него глазами, полными обожания.
— За будущую художницу, — продолжал он, — которая всегда будет выглядеть красивее всего, что ей удастся нарисовать. За храброго всадника, который найдет когда-нибудь достойную себя вершину и с честью покорит ее.
Марк и Гермиона пришли в неописуемый восторг от его слов и тут же допили остававшееся в их бокалах шампанское. Ровена резко поднялась из-за стола и сказала:
— Думаю, папа, нам лучше оставить вас с маркизом, чтобы вы могли спокойно попить портвейна.
— У меня не так много времени, — сказал доктор Уинсфорд, быстро взглянув на часы, принадлежавшие еще его деду. — Мне надо успеть сегодня вечером еще в два места.
— О, папа! — с упреком воскликнула Ровена.
— Вы должны извинить меня, — сказал доктор, обращаясь к маркизу, — но меня ждут пациенты, и я должен навестить их.
— Конечно же, я понимаю, — согласился маркиз.
Доктор посмотрел на свою младшую дочь.
— Буду очень благодарен, если ты поедешь со мной, Гермиона, — сказал он. — Ты ведь знаешь, что Доббина небезопасно оставлять перед домом Блейков. В последний раз, пока я был там, он ушел по дороге примерно на четверть мили, прежде чем я смог догнать его.
— Я отвезу тебя, — пообещала Гермиона, бросив на маркиза пылкий взгляд.
Словно понимая чувства девочки, маркиз произнес:
— Если я уже лягу до твоего приезда, Гермиона, зайди попрощаться со мной завтра, прежде чем пойдешь на свои уроки.
— Я так и сделаю, — пообещала Гермиона. — И сегодня буду сидеть допоздна над своей коробкой с красками.
Маркиз поднялся.
Немного замявшись, Гермиона сказала:
— Спасибо вам большое, я так благодарна вам, — и обвила своими тонкими ручками шею маркиза.
Это был по-детски наивный поступок, но, глядя, как Гермиона целует маркиза в щеку, Ровена испытала неприятное чувство.
— Как ты думаешь, я могу в последний раз покататься на лошади маркиза? — спросил ее Марк, когда они направлялись к двери. — Так хочется испытать в деле свой новый кнут!
— Если маркиз собирается уезжать в фаэтоне, — сказала Ровена, — его кучера вряд ли захотят выпрягать лошадей. Но если приедет мистер Эшберн — а я уверена, что он приедет, — можешь попросить разрешения покататься на лошади, которая возит ландо. — После секундной паузы Ровена продолжала: — Если только маркиза не будет сопровождать свита.
— Вряд ли ему нужна свита при поездке на такое короткое расстояние, — сказал Марк.
— Я тоже так думаю, — согласилась Ровена. — Так что посмотрим, что можно будет сделать.
Она знала, как хочется Марку прокатиться на лошади и испробовать подарок маркиза. И девушка хорошо понимала, что красоваться на прекрасных благородных животных из конюшни маркиза — это совсем не то, что проскакать через деревню на стареньком Доббине, который послушно возил доктора к пациентам.
— А теперь тебе лучше пойти к себе в комнату, — сказала брату Ровена. — Уверена, у тебя есть домашнее задание. Викарий пожаловался на прошлой неделе, что ты стал очень невнимателен к учебе.
— Я был слишком занят верховыми прогулками, — с улыбкой ответил Марк, но лицо его тут же помрачнело. — Здесь будет так скучно, когда уедет маркиз. Ты согласна со мной, Ровена?
— Я давно боялась, что тебе покажется именно так, — сказала Ровена. — Но мы ничего не можем поделать, и ты прекрасно это знаешь.
— Нет, конечно, нет, — Марк изо всех сил пытался казаться взрослым. — Нам повезло уже в том, что он оставался у нас так долго.
Он стал подниматься к себе в комнату, а Ровена прошла в гостиную, где так любила сидеть ее мать.
Комната была обставлена просто, но в хорошем вкусе. Высокие французские окна, открывающиеся в сад, придавали этой комнате особое очарование и ощущение простора, чего нельзя было сказать об остальных помещениях.
Подойдя к открытому окну, Ровена стала глядеть на неухоженный сад.
Ни у нее, ни у отца не было времени заниматься садом, который успел изрядно зарасти, но все же здесь росли дивной красоты розы, а также жимолость и увивающая террасу пурпурная глициния.
Садилось солнце, окрашивая небо в малиновый цвет.
— Красный закат — радость пастухам, — тихо произнесла Ровена.
Завтра будет погожий день, и маркиз наверняка рад будет снова держать в руках вожжи от своего фаэтона, после того как в течение стольких дней не имел возможности насладиться ездой.
Она представила себе, как тихо и размеренно потечет их жизнь после его отъезда, как мгновенно поскучнеет их опустевший дом.
«Маркиз уедет, — думала Ровена, — и это станет концом определенного периода жизни всей семьи доктора Уинсфорда».
Девушка была уверена, что у них не будет больше такого знатного пациента, а в пустующей комнате — такого необычного жильца.