Затем отец обнимал мать, и они направлялись в дом, делясь тем, что произошло за день. Однажды Ровена услышала, как отец сказал:
«Ты так красива, дорогая моя, что я не могу смотреть на тебя, не говоря себе, что я — самый счастливый человек на свете. — Потом он рассмеялся и добавил: — Люди думают, что я беден, но я владею на самом деле самым драгоценным сокровищем этого мира. И сокровище это — ты».
Вырастая и начиная задумываться о любви, Ровена надеялась, что когда-нибудь единственный в ее жизни мужчина будет смотреть на нее так, как смотрел доктор на свою жену.
Она не могла представить себе, что любовь явится к ней в обличье такого величественного, необыкновенного мужчины, как маркиз.
Но теперь девушка говорила себе, что после той простой, скромной жизни, которую она вела девятнадцать лет, просто невозможно было не влюбиться в маркиза.
— Я должна была знать, что он испытывает ко мне вовсе не любовь, а совсем иное чувство, — с горечью произнесла Ровена.
Ровена была чиста и наивна, но дочка доктора не могла не знать о трагедиях, вызванных отношениями между мужчиной и женщиной, которые случались довольно часто даже в такой небольшой деревушке, как Литл-Поувик.
Девушки, допустившие вольность, оказывались беременными и производили на свет несчастных младенцев, у которых не было отцов; мужья избивали жен до полусмерти за то, что они вели себя неподобающим образом с другими мужчинами, случилось даже одно самоубийство, которое оставило неизгладимый след в памяти Ровены.
Она знала девушку, совершившую этот страшный грех. Когда-то это было милое, беззаботное дитя, чья невинность привлекла внимание местного трактирщика — грубого, жестокого человека, женатого на безвольной женщине, не имевшей на него никакого влияния.
Вся деревня знала, что они встречаются у реки, но никто не посчитал возможным вмешаться, а викарий, по обыкновению, сделал вид, что ничего не замечает.
Это была кратковременная связь, которая быстро утомила трактирщика.
Вскоре он стал предпочитать обществу девушки компанию своих друзей. Бедняжка утопилась, избежав позора, когда узнала, что носит под сердцем ребенка этого негодяя.
Это ужасное событие вызвало такой взрыв негодования у жителей деревни, что трактирщику пришлось перебраться в другое место, продав свое заведение человеку, более достойному.
Но это не могло вернуть к жизни несчастную жертву, которую даже не похоронили на церковном дворе, потому что она сама покончила счеты с жизнью.
«Если я сделаю то, чего хочет от меня маркиз, — подумала Ровена, — то буду ничем не лучше бедной маленькой Бесси и могу кончить так же, как она».
И Ровена решила, что для нее существует единственный выход: никогда больше не видеть маркиза и даже не прощаться с ним перед отъездом.
Но когда ему пришло время уезжать, маркиз послал Джонсона на ее поиски.
Ровена уединилась в комнате Марка и стала приводить в порядок одежду брата, доставая из кармана его брюк множество странных вещиц, которыми мальчишки дорожат больше всего на свете, и раскладывая на кровати предметы одежды, которые нуждались в штопке.
— А! Так вот вы где, мисс!
Подняв глаза, Ровена увидела стоящего в дверях Джонсона.
— Его светлость хочет попрощаться с вами.
Ровена задержала дыхание.
— А доктора нет дома? — спросила она.
Джонсон покачал головой.
— Нет, мисс. Он уехал около часа назад, а перед этим попрощался с милордом.
Ровене очень хотелось отказаться спускаться вниз, просто попросить лакея передать, что она очень занята. Но девушка понимала, что подобная невежливость удивит Джонсона, а маркиз подумает, что за ним осталось последнее слово.
Нет, Ровена не отступит ни на дюйм в развязавшейся между ними битве. Хотя она не сомневалась, что маркиз использует против нее любое оружие.
Она так и слышала, как он повторяет: «Я привык, чтобы все было по-моему».
Что ж, на этот раз он будет разочарован! И Ровене захотелось, чтобы маркиз узнал это немедленно.
— Я сейчас спущусь, — пообещала она лакею, бросив быстрый взгляд на свое отражение в зеркале.
Девушка была очень бледна, под глазами залегли темные круги — ведь она так и проплакала сегодня почти всю ночь.
Ровена быстро потерла руками щеки, чтобы вызвать подобие румянца, снова подумав о том, что не доставит маркизу удовольствие увидеть, как сильно он расстроил ее.
Затем, вздернув подбородок, Ровена стала спускаться по лестнице, чувствуя каждой клеточкой своего тела, что стоящий посреди прихожей маркиз внимательно наблюдает за ней.
Стараясь не смотреть на него, Ровена присела в глубоком реверансе и сказала:
— Я так рада, милорд, что вы возвращаетесь домой в такой погожий, солнечный день. Отец наверняка велел вам отдохнуть сразу по прибытии. Наверное, трудно будет выполнить этот совет, вырвавшись наконец на свободу.
Она с удовлетворением отметила, что голос ее звучит ровно и спокойно.
И только заметив, что Джонсон вышел и они остались наедине, Ровена почувствовала, как сердце затрепетало у нее в груди.
— Я должен за многое поблагодарить вас, Ровена, — сказал маркиз.
— Нет необходимости прибавлять что-то к тому, что вы уже сказали мне, милорд, — ответила Ровена. — Я очень рада, что моему отцу удалось вернуть вам здоровье.
Маркиз вдруг резко сделал шаг в ее сторону.
— Ровена!
Все задрожало у нее внутри при звуках его голоса, и Ровена поспешила выйти на крыльцо. Она молча смотрела на модный фаэтон маркиза, на чистокровных лошадей, на кучера в униформе, держащего вожжи, и лакея, ждущего своего господина, чтобы подсадить его.
— Я хочу поговорить с тобой, — тихо произнес за спиной Ровены голос маркиза.
— До свидания, милорд. Я желаю вам приятной поездки и отменного здоровья в будущем.
Ровена посторонилась, пропуская маркиза.
— До свидания, Ровена, — тихо ответил маркиз.
И ему ничего не оставалось делать под внимательными взглядами слуг, как только забраться в фаэтон.
— Ваша светлость хочет править? — спросил его кучер.
— Нет, Сэм, на этот раз правь ты, — ответил маркиз.
Кучер помахал Ровене, лакей вскочил на запятки, и лошади нетерпеливо загарцевали на месте.
Маркиз приподнял шляпу, не сводя глаз с лица Ровены, но она даже не посмотрела в его сторону.
И только когда фаэтон удалился от дома, Ровена позволила себе взглянуть последний раз на широкие плечи, гордую посадку головы маркиза, и на глаза ее навернулись слезы.
Войдя в дом, она захлопнула за собой дверь.