— А вы считаете, что я на это способен? — спросил граф.
Алиса беспомощно всплеснула руками.
— Если вы… это сделаете… от нас все отвернутся… никто не захочет… даже разговаривать с нами.
— И вы опять, как и прежде, станете помогать миссионерам?
— Да… — дрожащим голосом вымолвила Алиса. — Когда мы приехали в Лондон… тетя от нас именно этого и ждала… а вместо того…
Голос ее прервался.
— Вы истратили мои пятьдесят фунтов на туалеты? — закончил за нее граф.
Алиса кивнула и так же умоляюще произнесла:
— Но разве могли мы… куда-то пойти… с кем-нибудь встретиться… в вышедших из моды платьях… сшитых собственными… руками? Вы ведь помните… как я выглядела… в тот день, когда мы с вами… встретились?
— В уборной мадам Вестри, — уточнил граф. — Не самое подходящее место для юной леди.
— Я знаю… мне не — следовало… туда приходить… Но нам с сестрой… неоткуда было взять… денег… А мать… научила нас… делать кремы. Миссис Лалуорт сказала… что если мадам Вестри… они понравятся… весь Лондон… захочет их… покупать.
— А вы не боитесь, что вас выдаст миссис Лалуорт?
— Нет… Она обещала… что никому не расскажет… а мадам Вестри я, конечно же, больше… никогда не увижу… так что единственный человек… который знает правду… это вы.
— Вы не подумали, что в театре можно встретить еще и мужчин?
— Нет… но теперь я… боюсь.
— Боитесь?
— Что вы расскажете всем… и еще… Снова повисло молчание.
— Мне хотелось бы услышать конец вашей фразы, — сказал наконец граф.
Алиса вспыхнула, вспомнив его поцелуй и свои ощущения в этот момент, но, поскольку признаться в этом графу было невозможно, отвернулась в смущении.
— Полагаю, — проговорил граф после молчания, показавшегося Алисе вечностью, — вы были шокированы моим предложением.
— Очень!
— Вряд ли вас можно за это упрекнуть, но ведь я и предположить не мог, что продавщица кремов на самом деле — знатная дама!
Голос графа прозвучал по обыкновению сухо и насмешливо. Алиса порывисто воскликнула:
— Вы смеетесь надо мной! Я знаю, что поступила… дурно, согласившись… обедать с вами… наедине… Но мне так… хотелось есть… да и папенька всегда говорил, что обедать в кафе… неприлично.
— И когда же вы это поняли? — спросил граф. — По-моему, принимая мое приглашение, вы этого еще не осознавали.
— Пенелопа сказала мне… что я не должна была… идти к вам домой… да я и сама… это поняла… но было уже… слишком поздно.
— Слишком поздно запретить мне поцеловать вас?
Алиса смущенно потупила взор.
— Мне очень… стыдно… — прошептала она.
— Вам абсолютно нечего стыдиться, — тихо проговорил граф. — И мне показалось, хотя я могу и ошибаться, что мой поцелуй не вызвал у вас отвращения.
— Конечно нет! Просто… я не должна была… этого допускать.
— Не думаю, что в ваших силах было это предотвратить.
Алиса понимала, что это действительно так.
— Если мой поцелуй настолько расстроил вас, забудьте о нем, — предложил граф.
«Если бы это было возможно», — с горечью подумала Алиса, а вслух сказала:
— А вы… забудете… что мы с вами… раньше… встречались?
— Давайте я просто пообещаю вам, никому не открывать вашей тайны.
— Это… правда? Вы и в самом деле… мне обещаете?
Алиса тревожно взглянула на графа. Взгляды их встретились, и в тот же миг она почувствовала себя так, словно опять оказалась в его объятиях. Уже знакомое странное и волнующее чувство зародилось в груди, поднялось вверх, достигло губ…
Оно было таким же чудесным, как плывущая издалека музыка, как тихое шуршание листвы над головой. На секунду у Алисы перехватило дыхание, она не могла отвести взгляд от лица графа. Сладкое оцепенение овладело ею.
— Я дал вам слово, Алиса, — вернул ее к реальности его голос. — А теперь идите же в залу, веселитесь и верьте: то, что дано богами, они отнимать не станут.
Алиса хотела поблагодарить его, но граф уже встал.
— Пойдемте, — сказал он. — Я отведу вас в танцевальную залу. Ведь вы не хотите, чтобы мы с вами послужили пищей для сплетен. А это неизбежно, если мы останемся здесь дольше.
Голос его звучал сухо и, как всегда, отчасти презрительно, но Алиса, идя рядом с ним к сверкающему огнями дому, чувствовала, что сердце ее поет.
Громкий стук в дверь эхом пронзил весь дом, и Пенелопа с улыбкой взглянула на Алису.
— Неужели опять цветы!
Их и так уже некуда было ставить — поклонники завалили дом на Ислингтон-стрит букетами цветов и приглашениями на званые вечера. Слуги уже стали ворчать, что приходится то и дело открывать дверь, и даже леди Ледбери была ошеломлена ажиотажем, поднятым вокруг ее племянниц.
Мало того, наиболее гостеприимные хозяйки вместе с Алисой и Пенелопой стали приглашать в гости и их тетку. Леди Ледбери долго упиралась, но в конце концов Алиса уговорила ее принять пару приглашений на ассамблеи и званые вечера.
И в леди Ледбери впервые проснулось что-то женское.
— Да как же я поеду! Мне и надеть-то нечего! — восклицала она.
Алиса убедила ее купить новое платье и шляпку синего, а не черного цвета. А когда парикмахер, который приходил к ним чуть ли не ежедневно, сделал прическу и леди Ледбери, она показалась сестрам даже привлекательной.
— И что ты носишься с этой старухой? — спросила Пенелопа, когда они с Алисой остались одни.
— Мне ее жалко.
— Она вполне довольна своими миссионерами.
— А мне кажется, она занимается благотворительностью только потому, что ей больше нечем заняться, — сказала Алиса. Пенелопа удивленно на нее поглядела, а Алиса продолжала: — Неужели ты не видишь, как пуста ее жизнь? У нее никого нет, только эти нудные миссионеры, которые только и знают, что талдычить о несчастных негритятах, которые любят ходить голыми и которых почему-то непременно нужно одеть. Да еще викарий, которому вечно не хватает денег на его церковь.
Пенелопа пылко чмокнула сестру в щеку.
— Какая же ты хорошая! Для любого найдешь доброе слово. Счастлив тот, за кого ты выйдешь замуж.
Сама Пенелопа уже получила одно предложение руки и сердца, но, разумеется, и не подумала его принять — тем более что молодой человек, сделавший его, не отличался большим умом.
И в то же время сам по себе этот факт обнадеживал: значит, найдутся и другие желающие взять ее в жены.