Весь день напролет Корнелия думала о приземистом сером доме в окружении зеленеющих полей, о горах, казавшихся фиолетовыми на фоне неба, и о мерцающем в отдалении море. Она думала также о лошадях, которые ждут ее в загонах, недоумевая, почему она о них забыла, о том, как насвистывает Джимми, работая в конюшне, о том, что он, может быть, скучает по ней так же, как скучает по нему она. И ей не раз и не два приходилось закусывать губы, чтобы не дать пролиться слезам.
Временами, увлекшись созерцанием такого множества новых вещей, она ненадолго забывала о Розариле, но потом, совершенно неожиданно, тоска по Ирландии вновь охватывала ее с неодолимой силой. Тогда, обуреваемая слепым горем, она ненавидела все незнакомое и тосковала по родным ей местам и людям, которых любила. Она цеплялась за свои очки так, как утопающий цепляется за спасательный круг, — они были ее единственной защитой от любопытства окружавших ее чужих людей.
Казалось, дом ее дядюшки и тетушки был с утра до ночи полон гостей: гости к завтраку, к чаю, к обеду. И когда Корнелию знакомили с ними, она ловила их быстрые оценивающие взгляды и слышала нотки любопытства у них в голосе.
Ей достало ума понять, что весть о ее неожиданном богатстве предшествовала ей всюду, где бы она ни появлялась, но она также догадывалась, что было нечто странное и необычное в том, что тетушка играла роль ее компаньонки.
— Это похоже на то, как если бы у вас была собственная дочь, милая Лили, — заметила одна женщина медовым голоском, в котором скрывалось жало.
— Вернее было бы сказать — сестра, не так ли, дорогая? — ответила Лили, но Корнелия все же успела заметить вспышку гнева в ее глазах и поняла, что удар попал в цель.
Уже через несколько часов, проведенных ею в доме, Корнелия догадалась: тетушка совсем не в восторге от ее приезда. Конечно, она ничего такого не говорила, но была какая-то холодность в ее манере держаться, резкость, порой звучавшая у нее в голосе, и у Корнелии возникло ощущение, что она здесь — досадная помеха. И еще была какая-то скрытая, но уловимая натянутость между мужем и женой, и от этого Корнелия чувствовала себя еще более неловко.
«Я их ненавижу, а им я не интересна, — сказала она себе в первый же вечер. — Ну почему, почему я должна здесь оставаться?»
Из долгих споров с мистером Масгрейвом Корнелия уяснила: ей ни за что не позволят вернуться в Розарил. Ответ был всегда один и тот же: юные леди не живут одни, без компаньонки… Опекуном осиротевшей юной леди становится ее ближайший родственник… Юные леди должны занять подобающее им место в обществе…
Как она ненавидела это выражение! Она не хотела быть юной леди — она хотела снова быть ребенком в Розариле: ездить на лошадях, носиться с собаками, устав, возвращаться домой, смеяться и шутить с папой и мамой, пока не придет пора идти спать.
Милый, зеленый, чудный Розарил — она только о нем и думала, хотя папа нередко говорил о веселой и волнующей жизни в Лондоне.
Папа имел в виду такие балы, как этот, вдруг подумала Корнелия и, очнувшись, увидела, что Лили вышла вперед и присела в реверансе перед королем. В каком-то оцепенении она услышала, как Лили произнесла ее имя, а затем и сама присела, чуточку неуклюже, ощущая, как дрожат ее колени. — Так вы только что приехали из Ирландии? — любезно спросил король своим низким, гортанным голосом, в интонациях которого был тот самый шарм, что завоевал ему симпатии всей Европы. — Я помню вашего отца и был опечален известием о его безвременной гибели.
— Благодарю вас, сэр, — удалось пробормотать Корнелии, и его величество, одобрительно улыбнувшись Лили, проследовал дальше.
Оркестр играл вальс, и, когда Лили с Корнелией немного отступили назад, чтобы дать место танцующим, Корнелия увидела высокого мужчину, который направлялся к ним, лавируя между кружащимися парами. Она сразу его узнала. Это был тот самый мужчина в фаэтоне, которого она видела, когда они с дядей ехали по Гросвенор-сквер. Странно, но она много раз думала о нем с того мгновения, когда увидела его укрощающим своих лошадей и услышала, как при виде его выругался дядюшка.
Она не имела ни малейшего понятия, почему он ей запомнился, но сейчас, при его приближении к ним, ее охватило странное чувство, похожее на обреченность.
Она видела, как тетушка вертела головой, словно кого-то искала, и подумала, что та высматривает дядю Джорджа, который стоял в дальнем конце зала, разговаривая с двумя пожилыми мужчинами. Темноволосый молодой человек подошел к ним.
— Дрого! — негромко произнесла его имя Лили.
— Ты потанцуешь со мной? — спросил он.
— Разумеется, нет! — отрезала тетя.
Интересно, почему она отказала ему, думала Корнелия, стоя немного позади, и тут Лили повернулась к ней.
— Это Корнелия, — сказала она. — Но может быть, я должна познакомить вас более официально? Корнелия, позволь представить тебе герцога Рочемптона. А это — мисс Корнелия Бедлингтон.
В голосе тетушки слышалась какая-то насмешливая нотка и что-то еще, чего Корнелия не поняла. Она протянула руку, и герцог на краткое мгновение взял ее в свою.
— А позже ты со мной потанцуешь? — спросил герцог.
— Нет, — ответила Лили.
С секунду они оба стояли совершенно неподвижно, глядя друг другу в глаза. Потом Лили с усилием отвернулась, раскрыла свой веер и стала обмахивать им лицо, словно ей вдруг стало душно.
— Могу я пригласить вас на этот танец?
Герцог отвесил Корнелии поклон. Она наклонила голову, а он обвил рукой ее талию и ввел в круг танцующих. Он танцевал хорошо, и Корнелия была рада, что почти не уступала ему. Вот и пригодились те вечера в Розариле, когда они с отцом танцевали в гостиной, а мама играла им на пианино.
Корнелия через очки взглянула снизу вверх на герцога. В его лице была некая отрешенность, словно его мысли витали где-то далеко отсюда. И тут, когда она вот так на него смотрела, когда поняла, насколько близко друг к другу они находятся, когда ощутила, как его рука сжимает ее руку, ее сердце, казалось, стало биться сильнее, а в теле вдруг появилась какая-то странная легкость.
Как он красив, думала Корнелия. Его волосы, так изысканно лежащие надо лбом, подчеркивают его аристократичную внешность, а квадратный подбородок — убедительный признак решительного человека. В нем были также гордость и достоинство — черты, напоминавшие ей отца.
Они танцевали в молчании, а когда вальс кончился, они все так же молча направились обратно — туда, где в центре смеющихся и болтающих людей стояла Лили.
— Благодарю вас. — Поклонившись Корнелии, герцог повернулся и отошел.
— Хорошо потанцевала, Корнелия?
На губах Лили играла натянутая улыбка, а голубые глаза смотрели жестко.
— Да, благодарю вас.
— Знаешь, не всякая девушка может сказать, что первый свой танец в Лондоне она танцевала с самым завидным женихом Англии. Тебе очень повезло, — едким тоном сказала Лили.