Открылась тяжелая дверь, и герцога вместе с Магнолией втолкнули внутрь, а потом втащили через еще одну дверь в помещение, представлявшее собой длинную и высокую тюремную камеру без окон.
Там главарь произнес длинную речь. Говоря, он все время смотрел на Магнолию, так как знал, что она понимает его гораздо лучше, чем герцог.
Раз или два она переспрашивала его на своем ломаном греческом, и он нетерпеливо отвечал ей, стремясь поскорее добраться до сути своего выступления. Закончив, главарь на ломаном английском пояснил специально для герцога:
— Вы остаетесь. Если братьев не отпустят, вы умирать.
Он вышел, и по звуку, с которым захлопнулась дверь, было ясно, что она сделана из железа; через несколько минут они услышали, как закрылась и первая дверь.
Воцарилась тишина.
Магнолия все еще смотрела на закрытую дверь испуганными глазами, когда герцог тихо и спокойно попросил:
— Расскажите мне, о чем он говорил.
— Мне кажется, он сказал, — хрипло ответила она, — что два человека… были увезены в Афины… для суда… их должны… повесить за… преступления… но эти люди обменяют нас на них… если власти… согласятся… если же нет… то мы… умрем… когда… умрут… преступники!
Голос ее дрожал, и она с трудом договорила последнюю фразу. В ответ герцог сказал:
— Совершенно ясно, что им потребуется немало времени, чтобы добраться до Афин и втолковать властям, что они держат нас в качестве заложников. Значит, Магнолия, за это время мы можем попытаться организовать побег.
— К-как… как нам… это удастся? — спросила Магнолия.
Она с таким отчаянием оглянулась по сторонам, что герцог понял — на этот вопрос надо ответить.
— Мне кажется, в этом здании когда-то была деревенская тюрьма, — произнес он.
Строение действительно производило такое впечатление. Стены камеры были сплошь исписаны — наверное, узниками; в некоторых местах штукатурка осыпалась, обнажив кирпичи.
Герцог взглянул на потолок, который вряд ли мог защитить их от дождя, и заметил вверху очень маленькое зарешеченное окошко, совершенно, к сожалению, недосягаемое.
В одной из стен был проход, который, как подойдя ближе обнаружил герцог, вел в помещение, служившее заключенным то ли кухней, то ли местом для умывания.
Но ни раковины, ни другого оборудования не сохранилось; остался лишь ржавый кран, торчащий из стены, и отверстие для слива в полу, заросшее мхом и плесенью.
В самой камере у стены обнаружились две тяжелых деревянных скамьи. Ни матрасов, ни одеял на них не было.
Пока герцог осматривался, Магнолия наблюдала за ним, а потом спросила:
— М-мы же не можем… оставаться здесь? Пожалуйста… найдите способ… выйти отсюда!
Если бы герцог не был так сильно встревожен, ему наверняка польстило бы, что она обратилась к нему за помощью.
Проблема заключалась в том, что у него не было ни малейшей идеи, как выполнить эту просьбу.
Он осторожно присел на скамью, опасаясь, выдержит ли она его, и обнаружил, что она сделана на совесть. Это был цельный кусок дерева, прибитый к трем брусьям, вмурованным в стену.
Герцог протянул руку Магнолии.
— Идите сюда и присядьте, пока я обдумываю наше положение, — сказал он. — Мы шли довольно долго, и, я думаю, вскоре капитан яхты забеспокоится по поводу нашего отсутствия.
— Но… разве он сможет… найти нас? — спросила Магнолия.
Герцог подумал, что вообще-то это возможно, но, если капитан и матросы попытаются освободить их, завяжется перестрелка, в которой перевес будет на стороне разбойников, потому что они лучше знакомы с местностью.
Некоторое время он сидел, погруженный в раздумье, а потом сказал:
— Вы видели, на каком месте расположен этот дом? С одной его стороны, как мне кажется, должен быть очень крутой склон, который они вряд ли будут охранять, считая, что бежать этим путем невозможно. Вот этим-то обстоятельством мы и должны воспользоваться.
— Но как? Как?
— Надо подумать, — ответил герцог. — А вы пока устраивайтесь поудобнее и отдыхайте. Ночью нам предстоит еще одна малоприятная прогулка.
Говоря это, он прекрасно понимал, что все далеко не так просто. На самом деле шансы на побег были ничтожны, особенно учитывая, что ему придется защищать Магнолию от людей, которые, несомненно, сделают все, чтобы пресечь всякую попытку бегства.
Но тут же герцог вспомнил, что на северо-западной границе он выбирался из куда более сложных ситуаций, и уж, наверное, сумеет обвести вокруг пальца каких-то албанских разбойников.
Магнолия следила за ним широко открытыми глазами и когда он сидел и думал, и когда он посматривал на окошко под потолком камеры, и когда он встал и прошел в темное помещение с низкими потолками.
Со своего места она видела, как герцог что-то рассматривает на полу, а потом простукивает стену вокруг ржавого крана.
Вскоре он вернулся, широко улыбаясь.
— Что… что вы нашли? — воскликнула она.
— Может, я ошибаюсь, — ответил он, — и подаю вам напрасные надежды, но в том помещении стена значительно тоньше. Кроме того, ее все время подмывала вода из крана, так что теперь проломить ее будет довольно легко.
Магнолия слабо вскрикнула, а герцог продолжал:
— Однако нам следует соблюдать крайнюю осторожность. Если наши тюремщики застанут меня за этим занятием, они просто-напросто свяжут нас.
Магнолия содрогнулась и протянула к герцогу руки.
— Пожалуйста… не позволяйте им… сделать это! Я так… боюсь… так боюсь… что с вами… что-нибудь случится.
— Когда они вернутся, а я не сомневаюсь, что они вернутся, мы должны выглядеть унылыми и покорными судьбе пленниками. И еще, Магнолия… Разрешите мне принести вам свои извинения.
— За что?
— За то, что был излишне самоуверен, думая, что смогу обеспечить вашу безопасность.
Она посмотрела на него так, словно он сказал какую-то шутку, а потом ответила:
— Но вы же понимаете, что их меньше всего интересую я и мои деньги. Для них важны вы, потому что именно вы — владелец «большого корабля». Я предлагала им миллионы долларов или фунтов за нашу свободу, но они заявили, что им не нужны деньги.
Она рассмеялась:
— Мама будет шокирована! Впервые в жизни наши доллары оказались совершенно бесполезны и на них нельзя купить того, что нам нужно.
Магнолия говорила так убежденно, что герцог невольно рассмеялся.
— Действительно, весьма полезный урок, — согласился он, — из которого можно сделать очевидные выводы.
— И какие же?
— Что нам придется положиться только на себя и на свои мозги, — ответил он. — А это значит, что вам и мне, Магнолия, предстоит кое-что сделать вместе.