Сердце Новеллы забилось чаще, когда она поняла, что тоже хотела бы этого. Устыдившись собственных мыслей, она сказала:

— Нам понадобилась бы сопровождающая… и, если бы ужин происходил по соседству… пришлось бы брать с собой нянюшку или… мисс Грэм.

Вейл рассмеялся.

— Я думал о том, чтобы съездить с вами в Лондон. А это было бы весьма предосудительно, не будь с нами изрядного количества друзей.

— Мне так хочется побывать на празднике в Лондоне! — молвила Новелла. — Однако вряд ли этому суждено сбыться. Мне придется… довольствоваться его милостью.

— Это совсем другое дело, — заметил Вейл. — Вам надо будет слушать все, о чем они говорят, и стараться понять, нет ли в их словах скрытого смысла.

Новелла подумала, что ему наверняка приходилось делать то же самое, выполняя секретные задания.

— Я буду внимательно слушать, — пообещала она. — Жаль, что вы… что вас со мной не будет.

— Не забывайте, его милость считает меня мертвым и не опасается меня, — улыбнулся Вейл, — Я буду… очень, очень… осторожна.

— В первую очередь позаботьтесь о себе! — приказал Вейл.

К ее удивлению, он пересек комнату и, приблизившись, приподнял ее подбородок.

— Вы слишком красивы для таких вещей, — Сурово сказал он, — слишком красивы и слишком юны!

От этого прикосновения ее бросило в дрожь.

Вейл продолжал смотреть на нее каким-то непонятным взглядом, и девушка попятилась к двери.

— Спокойной ночи, — сказала она, — и… не беспокойтесь обо мне.

— Уж беспокоиться-то я буду наверняка.

Его голос показался Новелле мрачным и злым.

Все еще чувствуя его прикосновение, Новелла спустилась по лестнице. Нянюшка отыскала и оставила в холле бархатный плащ леди Вентмор. Пять минут спустя за окном послышался звук подъезжающего экипажа.

Девушка не стала ждать, пока Даукинс доложит о нем, и вышла из дома. Она отметила, что за ней прислали хорошенькую карету, запряженную двумя лошадьми. На дверцах красовался герб лорда Гримстона.

Даукинс накинул ей на плечи плащ. Пока «она спускалась по лестнице, лакей открыл дверцу кареты. Внутри карета оказалась гораздо роскошнее любого экипажа ее отца. Впрочем, не следовало забывать, что Вентморам приходилось экономить из-за войны, а лорд Гримстон наживал себе состояние, торгуя контрабандными товарами из Франции. Новелла почувствовала, как в ней закипает ярость. Что бы ни случилось, лорд должен предстать перед судом.

«Ненавижу его! Ненавижу!» — подумала она, вспомнив, что те же самые мысли пришли ей в голову после того, как она впервые увидела его.

Девушке казалось, колеса кареты, везущей ее, к дому лорда Гримстона, повторяют одно и то же слово: «Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

Глава 6

Дом лорда Гримстона оказался гораздо больше, чем ожидала Новелла. Однако, осмотревшись, она заметила, что обставлен он довольно безвкусно.

Девушка шла вслед за дворецким через просторный холл и обнаружила, что в доме слишком много слуг. Гостиная, к ее удивлению, оказалась на втором этаже.

Это была огромная комната с окнами на море.

Там уже собралось несколько человек.

После объявления дворецкого к Новелле подошел лорд Гримстон. В вечернем костюме, который всегда нравился девушке на отце, лорд выглядел омерзительно. Он пожал ей руку и слишком долго держал в своей ладони. Это вызвало в ней еще больший страх и презрение к хозяину дома.

Лорд Гримстон представил ее остальным гостям.

Первой была его тетушка, леди Ньюкомб, женщина явно пожилая. Новелла очень удивилась, что она сильно накрашена, — с ярко-черными ресницами, розовыми щеками и красными губами.

— А, Герберт, так это и есть тот прелестный цыпленочек, о котором ты мне рассказывал? — закудахтала она.

Кто-то из гостей рассмеялся. Это был сэр Реджинальд Киршо. Новелла представляла его совсем не таким. На самом деле он походил на мелкого клерка. Позже девушка узнала, что до ухода на покой Киршо работал в одном из министерств Лондона.

В комнате находились еще четверо мужчин, все среднего возраста, все соседи лорда Гримстона. У одного из них был дом в Дувре, у другого, как у сэра Реджинальда, — в Ромни. Еще двое сообщили, что живут дальше по берегу.

Все гости пили шампанское, однако Новелла пробовала его только на Рождество и потому пила очень медленно. Мужчины смеялись над шутками, которых девушка не понимала. Они долго пили, и Новелла потеряла всякую надежду услышать что-либо, представляющее интерес для виконта Палмерстона.

Когда вся компания перешла в столовую, леди Ньюкомб расположилась в конце стола, а Новеллу усадили по правую руку от лорда Гримстона. Лорд продолжал расточать юной гостье грубые комплименты, произнося их басовитым голосом.

Ужин еще не кончился, а Новелла все больше и больше пугалась и чаяла только улизнуть как можно скорее. Однако блюд было много, и, как она подметила, все они были французские. Гости пили французское шампанское, французское вино и французское бренди. На столе стоял паштет, который мог быть изготовлен только во Франции.

Потом внесли трюфели, которые Новелла узнала, несмотря даже на то, что до сих пор ей не приходилось их пробовать. Она была уверена, это блюдо также прибыло с континента.

Мужчины ели очень много, Новелла же смогла только отведать понемножку от каждого предложенного блюда. Смотревший на нее лорд Гримстон заметил:

— Вы очень худенькая, Новелла. Неужели вы специально худеете, как другие глупые женщины? Или у вас дома нет такой вкусной еды, как здесь?

— Я совсем не стараюсь похудеть! — ответила девушка. — И еда у нас дома хорошая.

Просто теперь, когда мой отец не с нами, я отвыкла от званых ужинов.

— Вот это я вам обеспечу, когда вы снова приедете, — пообещал лорд Гримстон. Он говорил так, словно ожидал ее частых визитов, и она едва сдержала дрожь.

Сэр Реджинальд, сидевший по другую сторону от лорда Гримстона, громко произнес:

— У вас великолепная еда, и я очень благодарен вам за то, что могу наслаждаться тем же у себя дома.

Новелла подметила, что на последних словах он понизил голос и бросил на лорда Гримстона многозначительный взгляд. Девушка поняла, он принадлежит к той самой шайке, о которой она пыталась собрать сведения.

Четверо слуг подливали в бокалы вино, чуть только кто-нибудь из мужчин успевал сделать глоток. К концу ужина голоса джентльменов стали ниже и громче, а смех над собственными шутками — все продолжительнее. На другом конце стола не менее громко смеялась леди Ньюкомб.

Она шлепнула по руке своего соседа справа, словно в наказание за какую-то дерзость.