Она услышала это еще в полусне, но не хотела пробуждаться от сладкого сна, в котором герцог был рядом с ней.
Тут она услышала, как густой голос сказал:
— Вы ш-шпите, милая девушка? Уна вздрогнула и открыла глаза.
В ее комнате у открытой двери стоял лорд Стэнтон, и, еще не успев взглянуть на него, только по тому, как он растягивал слова, Уна догадалась, что он был пьян.
В прошлом она несколько раз видела отца пьяным, и это очень испугало ее. Но еще более страшно было обнаружить в своей комнате пьяного мужчину и увидеть улыбку на его устах.
— Пришел… шказать покойно… ночи… — сказал он, — и п'целовать одну из ш-шамых миленьких дам, кот-торых м-мне доводилось встречать!
Уна села в кровати.
— Уходите! — сказала она. — У вас нет никакого права входить в мою комнату!
Ей хотелось, чтобы ее слова звучали строго и уверенно, но ее голос дрогнул, и она проговорила все это голоском, который был едва громче шепота.
— Объехал вешь Париш-ш, — сказал лорд Стэнтон, покачиваясь, — и никого не наш-шел крашивее ваш!
На последних словах он икнул и продолжил:
— Вы мож-шете утешить мое ражжочарование и поцеловать меня перед шном.
— Нет! Нет! — закричала Уна.
Он направился к ней, протягивая руки.
— Нет! Нет! — еще раз вскрикнула Уна.
Она поняла, что он не слышит ее; он уже подошел к ней почти вплотную. Тут она вспомнила, что в комнате была дверь, которая вела в спальню герцога.
Эта дверь показалась ей спасательным кругом, и, сдавленно вскрикнув, когда горячие руки лорда Стэнтона коснулись ее, Уна выкарабкалась из кровати. Затем, не оглядываясь, она кинулась к двери, ведущей в спальню герцога, и распахнула ее.
Дверь оказалась тяжелой, гораздо тяжелее, чем думала Уна, но она навалилась на нее изо всех сил, чтобы открыть, и, уже открыв, услышала за собой призывы лорда Стэнтона.
Она была очень напугана, поэтому бросилась вперед.
Только тут Уна осознала, что находится не в спальне герцога, как она ожидала, а в каком-то маленьком помещении, которое, наверное, в прошлом веке использовалось как гардеробная. Там было незанавешенное окно, и в тусклом свете прямо перед собой Уна увидела еще одну дверь.
Она кинулась к этой двери. Та открывалась внутрь, и Уна скорее ввалилась, чем вошла, в комнату за дверью.
Герцог в изумлении обернулся, а Уна, задыхаясь от страха, кинулась к нему.
Сначала она не могла говорить, только едва могла перевести дыхание, а когда герцог обнял ее, просто вцепилась в него.
— Что случилось? Что вас так испугало? — спросил герцог.
Сквозь тонкую ткань ночной сорочки он почувствовал, как трепещет ее тело, и, обняв ее, подумал, что это судьба привела ее к нему, когда он был настроен не ходить к ней.
— Что случилось? — спросил он еще раз, и Уна, хотя ее дыхание еще было прерывистым, с трудом ответила:
— Эт-то ваш ку-кузен… он испугал меня!
— Испугал вас? Каким образом? — резко спросил герцог.
— Он хотел… поцеловать меня… — прошептала Уна.
Она опять спрятала лицо у него на груди, чувствуя, что раз она с герцогом — значит, в безопасности, и лорд Стэнтон не посмеет ее тронуть.
— Я не позволю, чтобы такое происходило в моем доме! — в гневе воскликнул герцог.
Он сделал такое движение, словно собирался подойти к двери, которую Уна оставила открытой, но она вцепилась в него и закричала:
— Нет, нет, не оставляйте меня! И не надо драки!
— Почему бы и нет? — резко спросил герцог. — Нельзя терпеть, чтобы кто-то вел себя в подобной манере.
Говоря это, он знал, что сам был во всем виноват.
Он дал понять Берти Стэнтону, что для него Уна ничего не значит, и, раз она жила у него одна, что еще мог решить Берти, как не то, что Уна распутная женщина без всяких нравственных принципов?
Уна была права. Ошибкой было бы устраивать сцену.
Герцог просто обнял ее покрепче, чувствуя, что она разрешила вопрос, который мучил его в течение последних двух часов. Он любил ее и не мог оставить ее, беззащитную, какие бы последствия его ни ждали.
— Ты в безопасности, моя дорогая. Никто тебя больше не обидит.
Он почувствовал, как напряжение немного отпустило ее, но, уже подняв к нему лицо, она все еще дрожала.
В неярком свете свечи, стоявшей у кровати, она выглядела так прелестно, что он сначала полюбовался ею, а потом нежно встретил губами ее губы.
Он поцеловал ее и понял, что она больше не дрожит, но трепещет, трепещет от восторга, который он вызвал в ней. Его губы не отпускали ее, пока он не почувствовал, что они словно плывут над миром, окруженные волшебством, равного которому он никогда еще не знал.
Наконец он оторвался от нее и, глядя ей в глаза, сказал, немного волнуясь:
— Я люблю вас, моя бесценная, и хочу заботиться о вас, и вы больше ничего не будете бояться.
Ее лицо осветилось радостью, и она спросила немного неуверенно:
— Я не понимаю… вы сказали… что я не могу быть с вами…
— Я прошу вас быть моей женой, — очень тихо сказал герцог. — Нет ничего в мире важнее того, что вы должны стать моей женой.
Уна издала восклицание, выразившее все ее счастье.
И вот он опять целовал ее, не сдерживаясь, страстно, пока ее мягкие губы не стали отвечать на его поцелуи, и он понял, что она любит его так же безумно, как и он ее.
Не сразу смогла Уна вымолвить прерывающимся голосом:
— Я… люблю вас… Я люблю вас… и я и подумать не могла, что сумею сказать вам когда-нибудь об этом…
— Я люблю вас, — сказал герцог, — и готов повторить вам это миллион раз, повторять вам это всю жизнь.
— Это… правда? Вы вправду любите меня?
— Я не знал, что такое любовь до этого дня, — сказал герцог. — Но я нашел ее, встретив вас, и устоять перед ней невозможно.
Уна глубоко вздохнула и сказала неуверенно:
— Наверное, вам нельзя… любить меня… Герцог молчал, и она заговорила опять:
— Вам нужно жениться на ком-то знаменитом… особенно если вы будете вице-королем Ирландии.
— Я не собираюсь быть вице-королем, — ответил герцог. — Я собираюсь жениться на вас, и мы будем так счастливы, что ничто в мире не будет иметь для нас никакого значения.
Он почувствовал, как Уна застыла.
— То есть вы хотите сказать, что, женившись на мне, вы не сможете стать вице-королем Ирландии?
В ее голосе опять слышался страх, и герцог, не желая пугать ее, сказал поспешно: