— Я уже побывал у викария. Он очень стар и помнит еще твою мать. Я не сомневаюсь, что обряд венчания пройдет со всей торжественностью.
Айлин обвила руками его шею.
— Как ты догадался о том, чего я хочу? И мы обвенчаемся здесь, в часовне?
— Конечно, — ответил герцог. — Ее уже восстанавливают, а когда ее украсит целое море цветов, это будет самым великолепным местом, где мы сможем принести друг другу свои клятвы.
Не находя слов, Айлин поцеловала его.
В глазах герцога словно вспыхнул огонь.
Он целовал ее до тех пор, пока они снова словно бы вознеслись в небеса, оставив весь мир далеко внизу.
Затем Шеридан уложил девушку в постель и чуть дрогнувшим голосом произнес:
— Я просил тебя не соблазнять меня. Я хотел бы остаться здесь и целовать тебя всю ночь, но мне надо многое успеть сделать к нашей свадьбе.
Он встал, но Айлин удержала его за руку.
— Обещай мне, что не исчезнешь, что проснувшись завтра утром, я не увижу, что ты ушел навсегда!
— Я клянусь тебе, что останусь здесь и буду любить тебя, — ответил герцог.
Проснувшись утром в день свадьбы, Айлин узнала, что герцог успел позаботиться и о ее свадебном платье.
Множество нарядов было доставлено из Лондона.
Роуз и новые горничные подогнали все по фигуре Айлин.
Когда она примерила свое свадебное платье, она с восторгом обнаружила, что турнюр у него такой же, какой она видела в «Журнале для дам», о каком не смела даже мечтать.
Вуаль казалась сотканной руками фей. Бриллиантовая диадема дополняла свадебный наряд.
Позже она узнала, что за ювелирными украшениями герцог посылал в Лондон Сингха, и тот привез не одну диадему, чтобы Шеридан мог выбрать ту, которая ему больше всего понравится.
Спустившись вниз в день свадьбы, Айлин была изумлена тем, как быстро подвигались ремонт и отделка дома.
Повсюду работали маляры, плотники, обойщики, а часовня, как и обещал герцог, была украшена таким количеством цветов, что они совершенно скрывали кое-какие изъяны, устранение которых требовало многих месяцев.
Когда они преклонили колени перед алтарем, освященным более двух веков назад, Айлин показалось, что она слышит пение ангелов.
После того, как они вернулись в Серебряный салон, старый викарий поднял бокал шампанского и сказал:
— Я верю, Господь благословит вас обоих.
Это чудесный день для всех нас. Так прекрасно было узнать, что ваша светлость собирается вернуть имению его былой облик и что люди могут обратиться к вам за помощью и руководством.
Айлин, затаив дыхание, взглянула на герцога глазами, полными любви, и он тихо сказал:
— У нас с женой много планов помощи людям, которые работают на нас, и мы их непременно осуществим, когда вернемся из нашего свадебного путешествия.
— Правда ли, ваша светлость, — спросил викарий, — что вы снова откроете школу?
— В каждой деревне будет своя школа, — ответил герцог. — Я написал письмо епископу, предлагая прислать молодых священников в опустевшие приходы. Кроме того, я думаю расширить и усовершенствовать здание приюта.
Айлин стиснула руку герцога, без слов выражая этим прикосновением обуревавшие ее чувства.
Когда викарий ушел, а герцог отдал распоряжение развезти по деревням пиво и сидр, чтобы их жители могли выпить за здоровье молодых, она сказала:
— Как только я могла усомниться, что ты и есть истинный герцог!..
Она поддразнивала его, но сама была готова плакать от счастья.
— Я еще успею натворить кучу дел, которые тебе не понравятся!
Айлин засмеялась и, прислонившись к плечу мужа, сказала:
— У меня предчувствие, что я снова и снова буду повторять тебе, как ты прекрасен, и в результате ты возомнишь о себе, Бог знает что!
Он рассмеялся и поцеловал ее.
Потом, словно по повелению волшебной палочки, молодые оказались в Париже.
Там герцог накупил для нее столько великолепных нарядов, что Айлин запротестовала, уверяя Шеридана, что корабль, на котором они собирались плыть в Индию, потонет от тяжести их багажа.
Но когда они поднялись на борт пассажирского парохода в Марселе, где все мужчины не могли оторвать от нее восхищенных взглядов, Айлин почувствовала такую уверенность, которой никогда не знала раньше.
Но прекраснее всего для нее было оставаться наедине с герцогом, а ему — одаривать ее любовью, которая превращала робкую девушку в женщину ослепительной, божественной красоты, перед которой он преклонялся.
— Я искал тебя всю свою жизнь, — говорил он. — На картинах и скульптурах, в музыке, на заснеженных вершинах Гималаев, но до сих пор был уверен, что ты существуешь лишь в моем воображении.
— А вдруг… ты… разочаруешься во мне?..
— Этого никогда не будет, любимая моя!
Всякий раз, когда я гляжу на тебя, всякий раз, когда я к тебе прикасаюсь, я влюбляюсь все больше и больше. Я уверен, что боги предназначили нас друг другу с самого начала времен.
— Мне так хочется верить в это! Расскажи мне еще о переселении душ, чтобы я никогда больше не боялась и… не желала… смерти.
Герцог вспомнил слова, которые девушка произносила в бреду и, крепче прижав ее к себе, сказал:
— Неужели ты не знала, что будешь принадлежать мне? И неужели я хоть на миг мог подумать, что мне удастся избежать своей кармы?
И снова он целовал ее, и больше не было слов, а пламя любви разгоралось все ярче и ярче, пока не достигло небывалых высот наслаждения.
Айлин чувствовала, что они стали единым целым, теперь и навсегда.
Лежа в объятиях Шеридана, прильнув к его плечу, она спросила:
— А как… долго мы… пробудем в Индии?
Она еще не задавала ему этот вопрос, опасаясь услышать ответ.
Конечно, ей хотелось, чтобы их медовый месяц длился вечно, но мысли Айлин всегда возвращались к Дому и людям, которые искренне ждали их возвращения.
Зная, о чем она думает, герцог ответил:
— В мире есть множество мест, которые я хотел бы показать тебе. Не только Индию, но и Сиам, Сингапур.
Он заметил вопрос в ее глазах, и договорил:
— Но ты, моя дорогая, убедила меня, как важно мое присутствие в Англии, и я понимаю, что мы не можем путешествовать слишком долго.
Айлин вздохнула с облегчением.
— Я хочу, чтобы ты сам чувствовал это, ведь порою, когда мне бывает так хорошо… когда я бываю так счастлива, я все равно чувствую себя виноватой перед людьми в имении, помочь которым можешь только ты…