Эти свидетельства говорят сами за себя, а они самые нейтральные из всех! Однако, будучи человеком честным и рассудительным, я не стану пересказывать наиболее пикантные анекдоты.
Позвольте мне описать Фогеля Фильшнера, каким я знал его. Он был высоким и смахивал на паука, со своими тощими ногами и нездорово круглым брюшком. В довершение всего Фогель имел круглые щеки и красный висячий нос. К его чести, бедняга обожал мою поэзию, хотя должен отметить, что Фогель исказил мои принципы до неузнаваемости. Я воспеваю полноту сущего, Фогель же исповедовал солипсизм отверженного. Первая наша встреча произошла на знаменитом званом вечере у леди Амалии Палемон-Дельхауз. Мне покровительствовала ее дочь, прелестная Эрлина, знакомство с которой заслуживает особого рассказа. Фогель явился с написанными им корявыми строчками. В оправдание ему нужно сказать, что бедняга влюбился в хорошенькую девочку, которую, естественно, не слишком воодушевляли его комплименты…
Из статьи Наварха «Виоль Фалюш. Часть I: детские годы», подготовленной для журнала «Космополис».
Третьего октября Наварх уплатил компенсацию в пятьдесят тысяч севов барону Каспару Хельми и был освобожден из-под стражи, равно как и его гости.
Джерсен встретил поэта на площади перед зданием суда. Служитель муз сначала попытался сделать вид, что не узнал Джерсена, и проскользнуть мимо, но в конце концов позволил затащить себя в ближайшее кафе.
– Справедливость, ба! – Наварх скорчил рожу. – Я уплатил этому омерзительному типу, хотя имею к нему претензии: он испортил нам веселье.
Чего ради он шнырял по лесу? – Поэт скосил на Джерсена желтый глаз. – Чего вы теперь от меня хотите? Новых кулачных поединков? Предупреждаю: я буду неумолим.
Джерсен передал ему местную газету с описанием событий. Наварх отказался даже взглянуть на нее.
– Куча дешевой чепухи! Вы, журналисты, все одинаковы.
– Вчера убили некоего Яна Келли.
– Да, бедный Келли. Вы пошли на похороны?
– Нет.
– Тогда вы упустили свой шанс, так как в толпе наверняка был Виоль Фалюш. Он очень чувствителен и никогда не забывает оскорбления. Яну Келли не повезло, поскольку он напоминал вас ростом и манерами. – Наварх сочувственно покачал головой. – Ах этот Фогель! Он приходит в ярость даже от пчелиного укуса.
– Знает ли полиция, что убийцей был Виоль Фалюш?
– Я сказал им, что встречал этого человека в баре. Что я еще мог сказать?
Вместо ответа Джерсен еще раз указал на статью:
– Двадцать имен перечислены здесь. Какое из них относится к Зан Зу?
Наварх презрительно хмыкнул:
– Выбирайте какое хотите.
– Одно из этих имен должно относиться к ней, – настаивал Джерсен. – Которое?
– Откуда я знаю, какое имя она предпочла сообщить полиции? Думаю, я выпил бы еще пива. От этих препирательств у меня глотка пересохла.
– Здесь значится некая Друзилла Уэллс, восемнадцати лет. Это она?
– Вполне возможно, вполне.
– Это ее имя?
– О благословенный Кальзиба! Неужели у нее обязательно должно быть имя?
Имя – это ноша. Это связь с определенными обстоятельствами. Не иметь имени – значит иметь свободу. Неужели вы настолько ограничены, что не можете вообразить человека, у которого нет имени.
– Странно, – протянул Джерсен, – она в точности похожа на Игрель Тинси, какой та была тридцать лет назад.
Наварх откинулся в кресле:
– Как вы узнали?
– Я не тратил времени даром. Например, напечатал это. – Джерсен протянул макет «Космополиса».
С обложки глядело лицо молодого Виоля Фалюша. Ниже шла подпись:
«Молодой Виоль Фалюш – Фогель Фильшнер, каким я его знал».
Наварх прочел статью и схватился за голову:
– Он убьет нас всех. С дерьмом смешает! Живьем зароет!
– Статья выглядит рассудительной и справедливой, – заметил Джерсен. – Он же не может счесть факты за оскорбление.
Наварх впал в очередной пароксизм отчаянья:
– Вы подписали ее моим именем! Я даже никогда не видел этого!
– Но это правда!
– Тем более! Когда статья будет напечатана?
– Недели через две.
– Невозможно! Я запрещаю!
– В таком случае верните деньги, которые я одолжил вам на устройство приема.
– Одолжил? – Наварх был вновь поражен. – Это нечестно! Вы заплатили мне, вы наняли меня, чтобы устроить банкет, на котором должен был присутствовать Виоль Фалюш!
– Вы не сдержали обещания. Барон Хельми помешал вашей затее – это верно, но я тут ни при чем. И где был Виоль Фалюш? Вы, пожалуй, станете утверждать, что он – тот убийца, но мне это ничего не дает. Пожалуйста, верните деньги.
– Не могу. Деньги утекают у меня между пальцев. Барон Хельми уже отхватил свою порцию.
– Тогда верните те девятьсот пятьдесят тысяч, что остались.
– Что? У меня нет такой суммы!
– Что ж, часть ее вы получите как гонорар за статью, но…
– Нет, нет! Эту статью нельзя публиковать!
– Лучше будет, если мы придем к полному взаимопониманию, – заметил Джерсен. – Вы рассказали мне не все.
– За что благодарен судьбе: вы бы и это напечатали. – Наварх потер лоб.
– Вот жуткие дни выпали! И вам не жалко бедного старину Наварха?
Джерсен рассмеялся:
– По вашему сценарию меня должны были убить. Вы знали, что Виоль Фалюш попытается завладеть Друзиллой Уэллс, или Зан Зу, или как там ее зовут. И были уверены, что я не допущу этого. Ян Келли заплатил жизнью за ваши козни.
– Нет, нет, ничего подобного! Я надеялся, что вы убьете Виоля Фалюша!
– Вы коварный злодей! А как насчет Друзиллы? Какова была ее роль? Что вы предназначили ей?
– Да ничего я не предназначал, – отмахнулся Наварх. – Я пустил все на самотек.
– Расскажите, что знаете.
Наварх подчинился с удивительной готовностью:
– Я должен вновь вернуться к Фогелю Фильшнеру. Когда он похитил девочек из хорового кружка, Игрель Тинси ускользнула. Это вы знаете. Но она отчасти была причиной преступления, и родители остальных девочек обвиняли ее. Игрель пришлось очень трудно, очень туго. Ей угрожали, ее имя публично опозорили…
…И Наварх в то время стал мишенью для нападок. Однажды он предложил Игрель Тинси убежать вместе. Игрель, усталая, утратившая иллюзии, была готова на все. Они отправились на Корфу, где провели три счастливых года.
Однако настал день, когда Фогель Фильшнер появился на пороге их маленькой виллы. Хотя облик его почти не изменился, это был другой человек: жесткий, с пронзительным взглядом и властным голосом. Новый образ жизни явно пошел ему на пользу.