— Я же сказала, Ингрэм, что не пойду с вами на бал!
Граф Ардвик бросил удивленный взгляд на Элоизу Брук, медленно направлявшуюся к окну.
Каждое ее движение было исполнено грации. Рыжие волосы от солнца, заполнившего гостиную, казались золотыми. Изумрудно-зеленое платье подчеркивало божественные формы. В ней было что-то восточное и, несомненно, магическое, от чего члены клуба на Сент-Джеймс-стрит приходили в экстаз.
Даже Его королевское высочество принц Уэльский не обошел ее вниманием.
Наконец она остановилась у окна, и граф в недоумении повторил свой вопрос:
— Как это не пойдете? Неужели я чем-то расстроил вас?
— Депо вовсе не в том, что я расстроена, — мягко сказала Элоизу. — Это вы огорчены, дорогой Ингрэм.
— Конечно, я огорчился, услышав, что вы не пойдете со мной на бал, особенно после того как вы прожужжали мне все уши, что вам хотелось бы появиться там в совершенно особенном платье! — Граф уже не скрывал своего раздражения. — Боже, сколько пришлось потратить на него!
— Вы, конечно, пожалели денег для меня, — съязвила Элоиза.
— Мне вовсе не жаль денег на такое платье. Но, думаю, это слишком неумеренные расходы, если учесть, что вы наденете его всего один раз!
Элоиза промолчала, и он добавил:
— Так или иначе я купил это платье, на что же вы жалуетесь?
— Я просто пытаюсь объяснить, Ингрэм, что не пойду с вами на бал. Я выбрала другого партнера и для бала, и для жизни.
Последние слова она произнесла с расстановкой.
— Для жизни? — воскликнул граф, подумав, что не правильно понял ее. — Что вы хотите этим сказать?
— Боюсь, это вас огорчит, но я решила выйти замуж за Яна Данбриджа.
Граф, устремившийся было к ней, остановился как вкопанный.
— Выйти замуж за Данбриджа? Никогда не поверю! Ведь вы помолвлены со мной!
— Помолвлены? Да, но тайно. Мы же условились, что еще раз обдумаем наше решение, прежде чем объявим о помолвке.
Па мгновение граф потерял дар речи.
Придя в себя, он выкрикнул в бешенстве:
— Вы выходите замуж за Данбриджа только потому, что он герцог, а отнюдь не из-за любви к нему!
— Это мое дело!
Граф весь кипел от обиды, и слова его хлестали словно плеть.
— Вы меня держали на крючке, так как думали, с Данбриджем у вас может ничего не получиться, как со случайно приобретенной вещью, а теперь, когда с ним все ясно, вы решили посмеяться надо мной — только потому, что вам нужен более знатный титул!
— Герцог — всегда герцог, — тихонько вздохнув, пробормотала Элоиза.
— Проклятие! — воскликнул граф. — Бы делаете из меня круглого дурака. Вы ведете себя постыдно и беспринципно — это все, что я могу вам сказать.
Он направился к выходу и, задержавшись на миг у двери, произнес:
— Прощайте, Элоиза, надеюсь, я больше никогда не увижу вас! — и вышел, не дожидаясь ответа.
Неимоверным усилием воли он заставил себя тихо закрыть дверь, тогда как хотелось с грохотом ее захлопнуть.
Граф быстро шел через зал, не в силах поверить в реальность происходящего.
Элоиза Брук, за которой он ухаживал почти два месяца, дала ему отставку в последнюю минуту.
И все из-за того, что герцог Данбридж наконец решился на стремительный прыжок.
Будь он проклят, и да будут прокляты все женщины!
Его карета ждала у парадного входа.
Он предпочел ее автомобилю, которым мог управлять, надеясь привезти Элоизу назад, в центр Лондона, чтобы его видели вместе с ней.
Ее отец, лорд Пенбрук, имел дома в Рейнлафе, и Элоиза несколько раз позволяла графу сопровождать ее в Лондон, несмотря на то что общество сочло бы это неприличным.
Оправданием, однако, могло служить то, что оба бывали приглашены на один и тот же бал или обед.
Граф откинулся на заднем сиденье и вдруг увидел перед собой огромный дорожный сундук.
— Что это такое? — спросил он лакея.
— Мне велели поставить это в карету рядом с вашим сиятельством, — ответил лакей.
Граф стиснул зубы. Он знал, что там костюм, в котором Элоиза собиралась предстать на сегодняшнем балу у герцогини Девонширской.
Бал являлся частью программы празднования бриллиантового юбилея королевы Виктории.
Несколько месяцев светское общество готовилось к нему. Герцогиня просила всех гостей прийти в маскарадных костюмах, проявив максимум фантазии.
По этому поводу было много споров, предложений и обсуждений — кто во что будет одет.
Леди Уорбертон вознамерилась появиться в костюме, олицетворявшем Британию.
Леди Джерард выбрана Селену, богиню Луны.
Эти две леди беспокоились, что кто-нибудь опередит их в выдумке и что многие другие претенденты будут разочарованы.
Элоиза замахнулась на костюм Клеопатры.
Соперницы весьма неохотно согласились с этим ее требованием.
Графу соответственно предложили стать Марком Антонием.
Он полагал, что желание Элоизы облачиться в костюм Клеопатры было слишком экстравагантным, и это его несколько будоражило.
— Клеопатра была египетской царицей и потому носила фантастически дорогие драгоценности, — объясняла Элоиза графу. — Вспомните, как Клеопатра дала Марку Антонию вино, в котором растворила жемчужную сережку!
Разговоры об этом продолжаются до сих пор.
— В те времена жемчуг был самой дорогостоящей ценностью, а так как общество не прочь развивать легенду о сережке, я считаю это излишней эксцентричностью, — возражал граф.
— Я не сомневаюсь, дражайший Ингрэм, что вы не откажете мне в паре жемчужных сережек.
Конечно, такие сережки можно было приобрести на Бонд-стрит за баснословную цену.
Граф обнаружил, что само платье по указанию Элоизы было украшено гирляндами из драгоценных камней.
— В конце концов, вы наденете это платье только на один вечер и все эти перлы больше никогда не будете носить, — сопротивлялся граф.
— Я хочу выглядеть абсолютно достоверно, все должно быть подлинным, — не сдавалась Элоиза.
Граф вынужден был заплатить за все сполна просто потому, что Элоиза была самой красивой из всех когда-либо виденных им девушек, а он уверял себя, что его избранница непременно должна быть выдающимся явлением.
Элоиза, с ее рыжими волосами, зелеными глазами и прозрачной кожей, действительно была самой очаровательной молодой женщиной во всем Мэйфэйре .