– Отчасти ты, конечно, прав, – сказал маркиз. –
Меня уже тошнит от необходимости прокрадываться тайком по скрипящим черным лестницам и ходить на цыпочках по тускло освещенным коридорам. Поэтому я и намереваюсь ограничиться в своих амурных похождениях посещением одного весьма приятного особнячка, недавно приобретенного мною в Челси, расположенного в удобной близости от Челси-хоспитал.
– И что же, ты станешь воображать себя при этом Карлом II [3] ? – гнусно усмехнулся Саммерс.
Потом он воскликнул:
– В некотором смысле между вами много общего. Судя по тому, что о нем рассказывают, Карл всегда дарил своим вниманием самую хорошенькую из женщин, появлявшихся при дворе. И каждая новая мордашка отвлекала его от той, к которой он успел приглядеться.
– Да, но он глубоко привязался к Барбаре Кастлмейн. Капитан Саммерс пристально посмотрел на маркиза.
– А тебе известно, что леди Брэмптон вдруг заговорила как настоящая гранд-дама? До тебя дошли слухи о том, что ее супруг перенес очередной удар и находится практически на смертном одре? Он едва ли протянет больше двух месяцев. И тогда, Освин, держись! Она та-ки затащит тебя под венец!
– Из этого ничего не выйдет, можешь мне поверить! – с жаром воскликнул маркиз. – Как я уже говорил тебе, Джордж, у меня нет намерения вступать в брак, и уж тем более моей избранницей не может стать такая побитая молью сплетен и интриг особа, как леди Брэмптон!
– А ей бы очень пошли фамильные диадемы Олдриджей! – подлил масла в огонь капитан Саммерс.
– Не сомневаюсь. Жаль, что ей не представится случая их примерить!
Но, несмотря на бравый тон, которым были произнесены эти слова, маркиз Олдридж ощутил, как у него по спине скатывается струйка холодного пота от одной только мысли о цепких пальцах хрупкой леди Брэмптон, смыкающихся вокруг его горла.
Раньше ему и в голову не приходило, что какая-нибудь женщина может с таким упорством добиваться того, что ей ни под каким видом не предназначалось.
– Черт побери, Джордж! Мне придется покинуть Лондон! Я решился вновь вернуться в свою часть и воевать против Бонапарта!
– Не рассчитывай, что тебя там встретят с распростертыми объятиями! – охладил его порыв Саммерс.
– Какого дьявола? – возмутился маркиз. – Я был храбрым воякой, ты и сам знаешь это не хуже меня.
– Никто и не отрицает твоей смелости, – миролюбиво согласился Саммерс. – Однако на полях сражений от маркизов одни неприятности. Я отлично предвижу продолжение твоей боевой карьеры. В означенные дни и часы ты будешь исправно выхаживать маршем вокруг казарм.
Маркиз промолчал, а капитан Саммерс продолжал:
– Случись тебе попасть в плен, из тебя получится хорошенькое перо в плюмаж на шляпе императора, и тот уж не преминет воспользоваться столь завидным трофеем в своих целях. Уверяю тебя, Освин, если ты вернешься в армию, тебя не командируют дальше ближайшей штабной канцелярии.
Маркиз, удобно расположившись в кресле, обдумывал доводы своего друга, слывшего самым рассудительным в их армейской компании, и после недолгого размышления был вынужден признать его неоспоримую правоту.
Но прав был и он сам, когда говорил, что не может вечно выступать в качестве няньки при его высочестве и играть в кошки-мышки с леди Брэмптон, тем более что в последней забаве ему неизменно доставалась унизительная роль жертвы.
Маркиз не сомневался, что на следующее утро ему предстоит выслушивать слезливые признания принца, раскаивающегося в своем разрыве с миссис Фитцгерберт, а вторую половину дня он будет метаться между Карлтон-хаусом и Илингом, исполняя роль курьера, пытаясь добиться прощения для своего августейшего друга.
А тем временем леди Брэмптон будет всеми правдами и неправдами вызнавать мельчайшие детали его поездок в Илинг, время и место возможных остановок, сроки возвращения домой с точностью до минут, подстерегать его в домах, куда он может быть приглашен на ленч или обед, не гнушаясь прятаться в кустарнике, окружающем подходы к его особняку на Беркли-сквер, чтобы как бы невзначай постучать в парадную дверь как раз в тот момент, когда на ступенях появится хозяин дома.
– Я уезжаю в деревню, – объявил маркиз.
Он тут же вскочил на ноги, собираясь потянуть за шнурок звонка, чтобы вызвать дворецкого.
Сдержав свой порыв, он помедлил. Если он отправится в свое поместье, расположенное в графстве Хартфордшир, Надин Брэмптон не постесняется потащиться за ним следом.
Однажды она уже осчастливила своим визитом тщательно подобранную компанию гостей и повела себя так, что избавиться от нее можно было только устроив сцену, отзвуки которой неизбежно прокатились бы по всем светским гостиным и попали в скандальную хронику газет.
У маркиза создалось тогда впечатление, что подобный громкий скандал почему-то был на руку этой женщине.
Она жаждала, чтобы в обществе о них говорили, чтобы их имена были тесно связаны. А маркизу хватало проницательности разгадать ее расчет: таким образом леди Брэмптон надеялась вынудить кавалера поправить ее пошатнувшуюся репутацию, когда ее старый больной муж умрет и ничто уже не помешает ей стать респектабельной маркизой Олдридж.
– Тысяча чертей! Я как та лиса, которая даже не может забиться в собственную нору. – в сердцах воскликнул маркиз.
Потом его осенило.
Накануне секретарь и главный управляющий всеми имениями, принадлежащими Олдриджу, мистер Грэм передал маркизу письмо от управляющего небольшим имением в Эссексе.
Маркиз обладал огромными имениями, во главе каждого из которых стоял свой управляющий, и все они ежемесячно присылали свои отчеты мистеру Грэму на Беркли-сквер.
Как правило, мистер Грэм не утруждал маркиза подробностями и обращался к нему лишь в тех случаях, когда требовались личные распоряжения хозяина либо проблема выходила за пределы его компетенции.
Именно к этой категории относился отчет, недавно поступивший из Ридж-Пойнт, который мистер Грэм передал маркизу, отчеркнув особенно важные абзацы письма.
В письме, в частности, говорилось:
«Недавняя кончина сэра Гарольда Трайделла вызвала немало беспорядков среди местного населения, главным образом его бывших работников и арендаторов. Сэр Каспар, унаследовавший имущество Трайделлов, послужил причиной многочисленных раздоров и возмущений, связанных с тем, что по его распоряжениям нарушаются здешние обычаи и традиции, существовавшие в этих местах не одно столетие Такие нововведения вызывают негодование не только у фермеров, но и у самих работников.
У меня возникло предчувствие – возможно, господа найдут его необоснованным, – но я все-таки позволю себе его высказать. Если дело дальше пойдет таким образом, нам не миновать беспорядков, а то, не приведи господь, и бунта. Дай бог, чтобы я ошибался, но на всякий случай я прошу его милость уполномочить меня на принятие мер, которые, по моему убеждению, послужат смягчению здешних нравов и недовольств. Прежде же всего я прошу разрешить мне привлечь как можно больше местного народа к работам на землях его милости, так как от безделья и бедности люди становятся злее и несговорчивее».