Потом Кистна что-то сказала ему, и все рассмеялись.
Он ответил шуткой, и так продолжалось до тех пор, пока вдалеке не показалось аббатство.
— Что мы делаем после ленча? — спросил Уоллингхем, когда они проезжали по мосту через озеро.
— Я собираюсь предложить вам кое-что интересное, — ответил маркиз. — Небольшой сюрприз.
— Должен вам сказать, Линден, — заметил Перегрин, — вы превосходный хозяин. Вчера вечером я как раз думал, что никогда еще время, проведенное у вас, не казалось мне таким спокойным, но и интересным тоже.
— Я же не хочу, чтобы вы скучали, — ответил маркиз, смеясь.
— Ничего подобного и нет, — совершенно искренне заверил его Перегрин.
При этом он подумал, что следовало бы сказать гостеприимному хозяину, что это он, маркиз Олчестер, постоянно скучает: в Лондоне и на скачках, на последнем чемпионате по боксу и в обществе леди Изобел.
Уже подъезжая к дому, они заметили стоявшую у крыльца коляску.
Уоллингхем присмотрелся повнимательнее и, отметив изящные очертания дорогого модного экипажа, запряженного четверкой лошадей, бросил взгляд на своего друга.
По выражению лица маркиза было ясно, что тот понял, кому обязан нежданным визитом.
Они подъехали к парадному подъезду, и грумы поспешили принять их лошадей. Олчестер спрыгнул с седла и подошел к Кистне, чтобы помочь ей.
При этом он очень тихо произнес:
— Поднимайтесь наверх и не покидайте своей комнаты, пока я не пришлю за вами.
Кистна удивленно посмотрела на него, но маркиз, ничего не объясняя, поднялся по ступенькам и вошел в дом, уверенный, что девушка выполнит его распоряжение.
Когда он отдал шляпу, перчатки и хлыст лакею, дворецкий объявил:
— Милорд, приехала леди Изобел Сидли. Она ожидает вашу светлость в Серебряной гостиной.
Не отвечая, Олчестер направился туда. На лице его появилось хмурое выражение. Сцена обещала быть неприятной, и избежать ее не представлялось возможным.
Изобел, как всегда, выглядела очень эффектно. Она поднялась с кресла и протянула руки ему навстречу.
— Линден! — воскликнула она кокетливо. — Я решила, что, если Магомет не идет к горе, гора должна прийти к Магомету.
— Я весьма удивлен, видя вас здесь, Изобел! — ответил маркиз.
Он небрежно поднес к губам ее руку, но поспешил тут же отпустить, вопреки явному намерению Изобел задержать его руку в своей.
— Как вы можете быть таким бессердечным, таким жестоким! Уехать из Лондона, не сказав мне, куда вы направляетесь и когда собираетесь вернуться!
— Я и сам точно не знал этого. Вы проделали весь этот путь, чтобы задавать мне вопросы, или вы остановились где-то неподалеку?
— Я надеюсь остановиться у вас!
Она бросила на маркиза такой взгляд из-под ресниц, от которого любому мужчине кровь бросилась бы в голову, но маркиз, похоже, остался холоден.
— Боюсь, это невозможно, — ответил он тем не терпящим возражения тоном, который был ей хорошо известен.
— Но почему?
— Потому что мы с Перегрином здесь одни и не нуждаемся в чьем-либо обществе.
— Вы лжете! — Обвинение было отчасти справедливо, но маркиз остался непреклонен. — Я знаю, что лжете, — продолжала леди Изобел. — Мне сказали, что вы уехали на верховую прогулку с Перегрином Уоллингхемом и вашей воспитанницей! Я не слышала, что Мирабел Честер уже вернулась в Англию.
Хотя в планы маркиза не входило раньше времени делать присутствие Кистны в аббатстве предметом светских сплетен, он не подал виду, что недоволен.
— Мирабел еще школьница и не может начать выезжать, пока не будет представлена королеве в Букингемском дворце.
— Однако ходят слухи о ее возвращении в Англию и ее огромном состоянии.
— О чем только не говорят люди, — заметил маркиз равнодушно. — И все же я настаиваю на том, чтобы вы сегодня же вернулись в Лондон, хотя, возможно, это выглядит с моей стороны весьма негостеприимно.
— Но я хочу быть с вами, — обиженно произнесла Изобел.
— Что ж, я буду счастлив пригласить вас к ленчу, но, поскольку я только что вернулся с верховой прогулки, позвольте мне хотя бы переодеться.
Леди Изобел приблизилась к нему.
— Линден, позвольте мне остаться на ночь, — тихо, умоляюще попросила она. — Мне необходимо быть с вами, разговаривать с вами.
Призывное выражение ее темных глаз было столь откровенно, что… Но Олчестер уже направился к двери гостиной.
— Полагаю, Перегрин будет рад предложить вам бокал шампанского. А вы, несомненно, должны пересказать ему все слухи, которые накопились за время нашего отсутствия.
Он вышел из гостиной и встретил на лестнице Уодлингхема. Тот подождал, пока Олчестер поравняется с ним, и спросил:
— Что ей нужно? Или этот вопрос неуместен?
— Я сказал ей, что она может остаться на ленч, но должна сегодня же уехать, — ответил маркиз. — К сожалению, ей уже сказали, что Мирабел здесь, и я собираюсь предупредить Кистну, что ленч ей подадут наверх. А Изобел я сказал, что моя подопечная еще так молода, что ей рано появляться в свете.
Уоллингхем удивленно приподнял бровь, но ничего не ответил, и маркиз продолжал:
— Я намереваюсь сказать Кистне, чтобы она не попадалась Изобел на глаза, а сейчас я должен переодеться Но вам нет нужды делать то же самое, поэтому идите угостите Изобел шампанским! Если она станет расспрашивать вас о Мирабел, скажите ей, что девушка так юна, что ей еще нужно как следует усвоить правила этикета, она вряд ли скоро сможет появиться в свете.
И не дожидаясь ответа Уоллингхема, маркиз поспешил наверх, шагая через две ступеньки.
В глазах Уоллингхема запрыгали чертики. Он повернулся и стал спускаться.
«Я мог бы предвидеть, — думал он, — что подобная ситуация вполне вероятна».
Его забавляло, что маркиз пытается сохранить контроль над ходом событий, не подозревая, что это уже не в его силах.
Олчестер подошел к спальне Кистны и постучал.
Девушка, не оборачиваясь, ответила. «Войдите!» Она стояла у окна, сняв только шляпку, и, вероятно, не пытаясь позвать горничную, чтобы та помогла ей переодеться.
Ее занимала мысль о том, кто такая леди Изобел, и Кистна не сомневалась, что эта леди любит маркиза, а он — ее.
— Кистна!
Когда маркиз произнес ее имя, девушка вздрогнула и обернулась.
Может, она и ждала свою служанку, но, увидев маркиза на пороге, просияла. Ее глаза засветились, словно солнце заглянуло в комнату.
С минуту маркиз, не отрываясь, смотрел на нее. Потом, словно вспомнив, зачем он пришел, сказал: