– Лучше не спрашивай, а то умрешь от зависти, – отозвался лорд Хинчли. – Буду удить рыбу.
Герцог не ответил, тогда лорд Хинчли продолжал:
– Данблейн говорит, что эта река поблизости от замка изобилует лососем. А завтра, если ты не возражаешь, я хотел бы поближе познакомиться со знаменитыми шотландскими куропатками.
Герцог с удовольствием тоже отправился бы на охоту или рыбалку. Понятно, что намерения приятеля не улучшили его настроения, а только вызвали зависть.
Он ел рассеянно, хотя завтрак, к его удивлению, приправленному некоторым разочарованием, оказался очень неплох.
Герцог уже заканчивал с форелью, когда в столовую вошел его племянник Джейми.
Вчера вечером, по приезде, герцог едва успел бросить взгляд на мальчика – теперь же вгляделся в него более пристально. К его удивлению, Джейми был рыжеволос и голубоглаз.
Откуда взялись у Макнарна фамильные черты клана Кемпбеллов? Впрочем, герцог тут же вспомнил, что к этому клану принадлежала бабушка Джейми с отцовской стороны.
Войдя, юный Джейми старательно поклонился сперва герцогу, потом лорду Хинчли.
– Доброе утро, Джейми, – небрежно поздоровался герцог.
– Вовсе не доброе! – горячо ответил Джейми. – Джинни говорит, что мне сегодня надо ехать с вами, чтобы побить Килкрейгов, а мистер Данблейн говорит, что я еще маленький!
– Я не собираюсь бить Килкрейгов, – ответил герцог, – так что Джинни – уж не знаю, кто она такая, – ошибается.
– Но они – наши враги! – настаивал Джейми. – Вы – вождь Макнарнов и будете драться с ними, а я, ваш близкий родственник, должен быть с вами!
Герцог нетерпеливо вздохнул.
Здесь даже ребенок пропитан варварскими понятиями о чести! Ему всего шесть лет, но он знает, что родственники в бою идут рядом с вождем, в то время как остальные члены клана держатся позади.
– Запомни то, что я сейчас скажу! – твердо произнес он. – Я не воюю и не собираюсь воевать с Килкрейгами. Все эти племенные распри в наше время просто нелепы! Мы – соседи и должны научиться жить в мире.
– В мире с Килкрейгами?! – возмущенно воскликнул мальчик. – Ас Маклаудами?
– И с ними тоже! – твердо ответил герцог и вновь занялся завтраком.
Он заметил, что маленький племянник не отводит от него взгляда, и в его глазах отражается недоумение, смешанное с презрением.
«Надо будет серьезно поговорить с мальчуганом, – сказал себе герцог. – Но не сегодня, когда у меня и без того хлопот по горло!»
А Джейми все это утро был непривычно молчалив и задумчив.
После завтрака герцог отправился в путь. Как и предсказывал мистер Данблейн, позади него выстроилась целая процессия конных и вооруженных членов клана. Герцог знал, что в былые времена они шли пешком, а волынщик укреплял их дух и призывал к стойкости походным маршем Макнарнов.
Герцог от души радовался, что те времена миновали – ведь до замка Килкрейгов было добрых два часа конного пути! Кроме того, кажется, количество его спутников напрямую зависело от количества хороших лошадей в конюшне, а герцог полагал, что чем меньше их будет, тем лучше.
Впрочем, грустно заметил себе герцог, их все равно больше чем достаточно! И на лицах у всех воинственное выражение, показывающее, что они, как и Джейми, готовы сражаться со старинным врагом.
Герцог, однако, собирался только выручить Торквила – и, если удастся, наладить между кланами дружеские отношения, чтобы предотвратить подобные случаи в будущем.
Что же касается Маклаудов – это совсем другое дело.
Земли Макнарнов простирались далеко на запад. Между ними и морем располагались кланы, либо столь малочисленные, что не представляли никакой реальной силы, либо давно породнившиеся с Макнарнами, что означало вечную дружбу и союз.
И лишь Маклауды, дикий, свирепый и необузданный клан, из века в век оставались для всех соседей жестокими и кровожадными врагами.
Маклауды, как и Килкрейги, граничили с Макнарнами с запада; но если последние были, можно сказать, врагами почтенными и уважаемыми, то преступления Маклаудов не могли вызвать к ним никаких иных чувств, кроме ненависти и отвращения.
«Взгляни на змею – увидишь Маклауда!»– говорили горцы. Ходила и другая, еще более резкая поговорка:
«В аду всех чертей зовут Маклаудами!»
Двенадцать лет герцог ничего не слышал о Маклаудах. «Интересно, – подумал он, – неужели и они за это время совсем не изменились?»
Вот кого действительно стоило бы судить за воровство скота! И не случайное, не в порядке мальчишеской шалости, а хладнокровное и злонамеренное.
День был солнечным и жарким. Дул легкий ветерок, принося с собой благоухание вереска, и его лилово-пурпурные заросли казались герцогу гораздо красивее, чем это сохранилось в его воспоминаниях.
Благодаря обильным дождям реки не обмелели, как часто случалось летом, и герцог не сомневался, что лорд Хинчли наловит достаточно лососей.
Как жаль, что он не может присоединиться к своему другу в этом приятном и полезном занятии, а вместо этого вынужден тратить время и силы на визит к незнакомому человеку – да еще в незавидном положении просителя!
Но герцог уверял себя, что Килкрейг, конечно, прислушается к голосу разума и не станет обращаться в суд из-за проказ подростка.
Герцог заплатит ему полную цену украденного скота, может быть, даже с прибавкой, и ссора затихнет сама собой.
– Один бог знает, почему Данблейн не мог уладить все это сам! – проворчал герцог сквозь зубы.
Но тут же вспомнил, что это бы противоречило местным законам. Дела, касающиеся чести клана, могут обсуждать только вождь с вождем. У Данблейна же нет никакого авторитета, кроме многолетней близости к семье Макнарнов.
Мысли герцога вновь вернулись к положению вождя.
Невозможно было не заметить то почтение, почти благоговение, с каким слуга подсадил его светлость на лошадь. Оруженосцы же приветствовали своего нового хозяина с искренним восторгом.
У ворот герцога провожали едва ли не все местные жители: женщины делали неуклюжие реверансы, мужчины кланялись.
Герцог вспомнил, как однажды, еще мальчиком, – примерно в возрасте Джейми, – спросил у отца:
– Папа, почему они тебя так любят?
– Я – их вождь, – просто ответил отец.
– А что значит «вождь»? – продолжал расспросы мальчик.
Отец заговорил тихо и задумчиво, словно обращаясь к самому себе:
– Среди горцев любовь к вождю и повиновение ему до самой смерти почитаются высшей добродетелью. Если им предложат выбор между вождем и правительством, королем, даже самим богом – они останутся верны вождю. Он – их король и их бог, и нет у них властелина, кроме него.