– В ситуации типа этой я не вижу оснований скрывать что-либо от вас. – Он вопросительно взглянул на своего коллегу, и тот согласно кивнул. Пэнборн по-прежнему выглядел не очень довольным. И даже сердитым. «Он выглядит так, – подумал Тад, – словно жаждет разодрать меня пальцами и намотать мне кишки вокруг головы.»
– Это звучит очень профессионально, – сказал Тад. Он ощутил, что к нему вернулась, по меньшей мере, часть самообладания, и его голос зазвучал на более низких нотах. Он хотел бы разозлиться, поскольку злость изгоняет страх, но выглядел сильно смущенным и недоуменным. Он чувствовал, как у него сосет под ложечкой. – Не учитывается, что я по-прежнему не имею никакого представления, в чем же суть этой идиотской ситуации.
– Если бы мы верили в это утверждение, нас бы здесь не было, мистер Бомонт, – сообщил Пэнборн. Выражение нескрываемого отвращения на его лице неожиданно сменилось испугом. Тад, наконец, разъярился.
– Меня не волнует, что вы думаете! – проорал Тад. – Я говорил уже вам, что знаю вас, шериф Пэнборн. Моя жена и я приобрели летний дом в Кастл Роке в 1973 году – задолго до того, как вы услышали даже о существовании такого места. Я не знаю, чем вы занимаетесь здесь, в 160 милях с лишним от вашего участка, и почему вы таращитесь на меня с выражением гадливости, словно я птичий помет на новенькой машине, но я могу сказать вам, что не собираюсь отправляться с вами куда-либо, пока не выясню, в чем же дело. Если для ареста нужен ордер, вы достанете его. Но мне хотелось бы, чтобы вы оказались по горло в кипящем дерьме, а я был бы тем внизу, кто разводит огонь. Потому что я ничего не сделал. Это просто возмутительно. Просто... чертовски... возмутительно!
Теперь его голос звучал во всю мощь, и оба патрульных выглядели слегка ошарашенными. Пэнборн – нет. Он продолжал смотреть на Тада с тем же гадливым выражением.
В соседней комнате кто-то из близнецов начал плакать.
– О Боже! – простонала Лиз, – что же это? Объясни нам!
– Пойди пригляди за детьми, крошка, – сказал Тад, не отводя взгляда от шерифа.
– Но...
– Прошу, – сказал он, и оба ребенка уже начали плакать. – Все будет в порядке.
Она посмотрела на него прощальным взглядом, ее глаза спрашивали «Ты обещаешь это?» и, наконец, ушла в детскую.
– Мы хотим допросить вас в связи с убийством Хомера Гамаша, – заявил второй полисмен.
Тад бросил тяжелый взгляд на Пэнборна и повернулся к патрульному.
– Кого?
– Хомера Гамаша, – повторил Пэнборн.
– Не собираетесь ли вы заявить, что это имя ничего не значит для вас, мистер Бомонт?
– Конечно же, нет, – ответил изумленный Тад. – Хомер отвозил наш мусор на свалку, когда мы уезжали отсюда в город. Делал мелкий ремонт на участке вокруг дома. Он потерял руку в Корее. Он получил Серебряную звезду...
– Бронзовую, – сурово сказал шериф.
– Хомер мертв? Кто убил его?
Патрульные взглянули друг на друга в большом изумлении. После печали удивление, наверное, то человеческое чувство, которое труднее всего скрывать.
Первый полисмен ответил удивительно вежливым голосом:
– У нас есть все основания полагать, что это были вы, мистер Бомонт. Поэтому мы и здесь.
Тад взглянул на него в полном изумлении, а через мгновение рассмеялся.
– Иисус Христос. Это сумасшествие.
– Вы хотите взять плащ, мистер Бомонт? – спросил другой полисмен. – Там здорово моросит.
– Я не собираюсь идти с вами куда-либо, – ответил Тад с отсутствующим видом, полностью игнорируя появившееся у Пэнборна выражение крайнего нетерпения на лице. Тад напряженно думал.
– Я боюсь, что вы все же были здесь так или иначе замешаны, – сказал шериф.
– Но должен быть другой, – сказал Тад и наконец вышел из себя. – Когда это случилось?
– Мистер Бомонт, – сказал Пэнборн, говоря необычайно медленным и очень заботливым голосом, как будто он говорил с четырехлетним малышом, страстно желая внушить ему что-то. – Мы здесь совсем не для того, чтобы давать вам информацию.
Лиз появилась в дверях с обоими детьми. Лицо ее страшно побледнело, ее лоб горел как раскаленная лампа.
– Это безумие, – сказала она, глядя то на шерифа, то на патрульных, то снова на шерифа. – Безумие. Разве вы не понимаете этого?
– Слушайте, – заявил Тад, подойдя к Лиз и обняв ее одной рукой. – Я не убивал Хомера, шериф Пэнборн, но я понимаю теперь, почему вы так разъярены. Поднимитесь со мной в кабинет. Давайте сядем и посмотрим, не сможем ли мы все это выяснить здесь...
– Мне бы хотелось, чтобы вы взяли свой плащ, – сказал на это шериф. Он посмотрел на Лиз. – Извините меня за эту накидку, но мне пришлось промотаться сегодня все утро под этим проливным дождем. Мы наследили здесь.
Тад взглянул на старшего из полисменов.
– Вы не смогли бы немного вразумить этого человека? Объясните ему, что он избежит многих неприятностей и беспокойств, просто рассказав мне, когда был убит Хомер. – И затем добавил после некоторого раздумья: – И где. Если это было здесь, в Роке, я не представляю, что мог бы тут делать Хомер... и, да, я не выезжал из Ладлоу, кроме как в университет, за последние два с половиной месяца. – Он посмотрел на Лиз, и она кивнула.
Полисмен обдумал эти слова и затем заявил:
– Позвольте нам недолго посоветоваться.
Все трое спустились вниз, причем полисмены почти вели шерифа. Они вышли за дверь на улицу. Как только дверь закрылась за ними, Лиз разразилась градом вопросов. Тад слишком хорошо знал ее, чтобы предполагать возможность проявления ее ужаса в нарастающем озлоблении, даже ярости – хотя бы на полисменов, если уж не на известие о смерти Хомера Гамаша. На самом деле, она готова была разрыдаться.
– Все идет нормально, – сказал он и поцеловал ее в щеку. После раздумья он решил поцеловать Уильяма и Уэнди, которые выглядели все более обеспокоенными.
– Я думаю, что патрульные уже поняли, что я говорю правду. Пэнборн... ну он же знал Хомера. Ты тоже. Он просто дьявольски разъярился. «К тому же, судя по его виду и тону, у него должны быть какие-то неопровержимые доказательства моего участия в этом убийстве», – подумал Тад, но не высказал эту мысль.
Он подошел к двери прихожей и выглянул в боковое узкое окошко, как это делала Лиз. Если бы не сложившаяся ситуация, то, что он увидел, показалось бы ему очень забавным. Все трое стояли на одной ступеньке, почти защищенные от дождя навесом, но все же не целиком, и проводили там своего рода конференцию. Тад мог уловить звуки их голосов, но не смысл сказанного. Он подумал, что они напоминают членов бейсбольной команды, обсуждающих тактику игры во время решающего розыгрыша. Оба полисмена что-то внушали Пэнборну, который качал головой и горячо возражал.