Джек начал смеяться. Взгляд, которым наградил его Мэшин, заставил его, однако, призадуматься.
– Сотри эту идиотскую ухмылку со своей рожи и слушай меня, – сказал Мэшин. – Я сейчас даю тебе здесь урок. Ты внимательно слушаешь?
– Да, мистер Мэшин.
– Тогда слушай и никогда не забывай об этом. Любой дурак с быстрыми руками может схватить тигра за яйца, но только герой сможет сжать их. Я скажу тебе кое-что еще по этому поводу, Джек: только герои и трусы ходят по земле. Никто больше. И я не трус.
Джордж Старк «Путь Мэшина»
Тад и Лиз сидели в столь глубоком шоке, что их подавленность, казалось, была сродни ледяному испугу, от которого уже почти невозможно избавиться. Алан Пэнборн рассказывал о том, как прошли ночные и ранние утренние часы в Нью-Йорке. Майкл Дональдсон зарезан и забит до смерти в холле около своей квартиры; Филлис Майерс и два полисмена-охранника застрелены в ее доме на Вест-сайде. Ночной швейцар в доме Майерс получил удар по голове чем-то очень тяжелым, и теперь ему пытаются лечить трещину в черепе. Доктора не могут дать никаких гарантий, что он не окажется в любой миг на небесах. Швейцар того здания, где жил Дональдсон, уже мертв. Все эти убийства осуществлены самым простым бандитским способом, когда преступник просто приближается к жертвам и приканчивает их.
Пока Алан говорил, он не раз называл убийцу Старком.
«Он называет его правильным именем, не задумываясь об этом», – подумал Тад.
Затем он покачал головой, недовольный своей же собственной поспешностью. Ты можешь звать его как-то по-другому, но «Старк» все же намного лучше, чем «преступник» или «Мистер Х». Видимо, будет ошибкой думать по этому поводу, что шериф использует это имя по каким-то особым причинам, кроме как для удобства и ясности в этой беседе.
– А как Рик? – спросил Тад после окончания длинного сообщения Алана Пэнборна, когда тот переводил дух.
– Мистер Коули жив и здоров, он находится под полицейской охраной. – Было только четверть десятого утра, и взрыв, убивший Рика и одного из полисменов, должен был произойти еще почти через два часа.
– Филлис Майерс тоже была под охраной, – заметила Лиз. В большом детском манеже Уэнди уже спит, а Уильям пока еще только клюет носом. Его голова то опускается на грудь, то снова поднимается, глаза уже закрыты. Алану смешно наблюдать за этой сценой, которая напоминает поведение караульного, старающегося не заснуть на дежурстве. Но каждый подъем головы был все слабее и слабее. Наблюдая за близнецами и убрав записную книжку в карман, шериф отметил интересный факт: всякий раз, когда Уильям дергает головой, боясь бодрствовать, Уэнди ворочается во сне.
«Заметили ли это родители? – подумал Пэнборн, а затем решил. – Конечно, да».
– Ваша правда, Лиз. Он удивил их. Полицию ведь можно удивить точно так же, как и любого человека, вы знаете это; просто предполагается, что они должны лучше реагировать на всякие неожиданности. На том этаже, где жила Филлис Майерс, несколько жильцов открывали двери квартир и выглядывали из них после выстрелов, и мы получили достаточно четкое и ясное представление о происшедшем из их показаний и осмотра места преступления. Старк притворился слепым. Он не переоделся после убийств Мириам Коули и Майкла Дональдсона, которые были... вы простите меня, но они были грязными. Он вышел из лифта, надев черные очки, купленные, наверное, в Таймс-сквере им у уличного торговца, и держа белую трость, забрызганную кровью. Бог знает, где он раздобыл эту трость для слепых, но полиция считает, что именно ею он оглушил швейцара.
– Несомненно, он украл или отнял ее у настоящего слепого, – сказал Тад спокойным голосом. – Это не рыцарь короля Артура, Алан.
– Явно нет. Он, видимо, прокричал, что был ограблен или, может быть, подвергся бандитскому нападению в своей квартире. В любом случае, он подобрался к ним столь быстро, что они не успели отреагировать. Это ведь была пара полицейских из патрульной автомашины, которые поснимали с себя свои ремни и торчали у двери Майерс без особой осторожности.
– Но ведь они, несомненно, уже знали, что Дональдсон был убит, – запротестовала Лиз. – Неужели даже это не смогло обеспокоить их и дать понять, что этот человек очень опасен...
– Они также уже были в курсе того, что охрана прибыла слишком поздно, после убийства Дональдсона, – сказал Тад. – Они были слишком уверены в себе.
– Возможно, они были слишком самоуверены, – согласился Алан. – У меня нет способов выяснить это точно. Но парни у Коули уже знают, что этот человек чрезвычайно целеустремлен, абсолютно разумен и в то же время одержим мыслью об убийстве. Их глаза открыты, а уши чутки. Нет, Тад, ваш агент в безопасности. Здесь вы можете быть спокойны.
– Вы сказали, там были свидетели, – напомнил Тад.
– О, да. Множество свидетелей И у квартиры Мириам Коули, и у Дональдсона, и у Майерс. Он нигде не наложил в штаны от страха. – Алан посмотрел на Лиз. – Извините.
Она усмехнулась.
– Я уже слыхала это раз или два ранее, Алан.
Шериф кивнул с легкой улыбкой и снова повернулся к Таду.
– Мое описание совпадает со свидетельскими?
– Все в точности сходится, – сказал шериф. – Он большой, светловолосый, сильно загорелый. Поэтому назовите мне его, Тад. Дайте мне его имя. У меня теперь куда больше беспокойств, чем по одному делу Хомера Гамаша. Чертов комиссар полиции Нью-Йорка давит на меня, а Шейла Бригхем, это мой дежурный диспетчер, полагает, что я превращаюсь в звезду телеэкрана из-за столь явно возросшего ко мне внимания и интереса со всех сторон, но все же меня по-прежнему больше всего волнует Хомер. Поэтому дайте имя.
– Я уже это сделал, – сказал Тад.
Последовало долгое молчание; возможно, не менее десяти минут. Затем, очень тихо, Алан спросил:
– Что?
– Его имя – Джордж Старк, – сам Тад удивился спокойствию своего голоса, а еще более тому, что он чувствовал себя спокойным... если только спокойствие и глубокий шок не заставляют ощущать одно и то же. Но сразу убедить в истинности этого высказывания: «Вы уже знаете его имя, это – Джордж Старк», было не слишком легким и благодарным делом.
– Я не уверен, что понимаю вас, – сказал Алан после долгой паузы.
– Конечно, понимаете, Алан, – вмешалась Лиз. Тад взглянул на нее, изумленный столь безучастным голосом. – Мой муж сказал, что его литературный псевдоним ухитрился каким-то способом ожить. Могильная плита на фотографии... что там говорилось на ней, где по идее должна была бы красоваться цитата из писания или какие-то краткие стихи, но Тад сказал репортеру: «НЕ САМЫЙ ПРИЯТНЫЙ ПАРЕНЬ». Вы помните?