Тад увлекся просматриванием журналов – не чтением, а лишь бездумным перевертыванием страниц с мимолетным глазением на цветные картинки. Когда он заканчивал это занятие с одним журналом, он нес его к корзине с мусором, отправляемым затем в камин, и доставал новый журнал. Уэнди ползала по полу, давно забыв о своих безутешных слезах, еще до того даже, как они высохли на ее щечках. Она при этом издавала пыхтение «рум-рум-рум», удивительно напоминавшее Таду звуки легковых и грузовых автомобилей, показываемых по телевизору. Он поднялся, положил очередной журнал поверх целой их кипы в корзине и отправился выбирать следующую жертву, почему-то остановившись в конце концов на «Харпере» месячной давности. Его действия очень напоминали поведение читателей журналов, ожидающих в коридоре вызова к дантисту.
Тад обернулся и увидел Уэнди уже на лестнице. Она заползла туда на четвереньках, а теперь стояла, пошатываясь, держась лишь за тонкий столбик ограждения между перилами и полом. Пока он смотрел на нее, Уэнди заметила Тада и сделала особенно величавый приветственный жест рукой, сопровождаемый улыбкой. Это мановение руки привело ее тело в наклонное положение и ускорило неизбежно приближающееся падение.
– Иисус Христос, – с замиранием сердца прошептал Тад и вскочил на ноги. Он видел, как Уэнди отпустила столбик ограждения и собирается шагнуть вперед. – Уэнди, не делай этого!
Он почти пролетел через всю комнату, стремясь успеть к месту событий. Но Тад никогда не был ловким, и одна из его ног зацепилась за ножку кресла. Оно опрокинулось, а Тад растянулся на полу. Уэнди полетела вниз с коротким испуганным восклицанием. Ее тело слегка перевернулось в воздухе. Он пытался поймать ее, стоя на коленях, пока она еще не приземлилась. Но ничего не вышло. Ее правая нога ударилась о нижнюю ступеньку, а голова – о ковер на полу в гостиной, издав глухой звук.
Она завопила и Тад успел подумать, как ужасно звучит детский крик боли, а затем он схватил ее на руки.
Сверху послышался тревожный возглас Лиз: «Тад?» и он услышал ее торопливые шаги по холлу.
Уэнди пыталась плакать. Первый приступ боли почти закупорил ей легкие, и сейчас наступил тот парализующий момент, когда она пыталась освободить свою грудь, чтобы набрать побольше воздуха и издать новый вопль. Он сможет повредить барабанные перепонки, когда, наконец, раздастся.
Если раздастся.
Тад держал ее, с ужасом глядя в ее перекошенное и залитое кровью лицо. Цвет его был красновато-коричневым, за исключением ярко-красной отметины, похожей на очень большую запятую, на ее лбу.
Господи, что если она задохнется? Что если она умрет, не сумев восстановить дыхание из-за заблокированных ужасом и болью маленьких легких?
– Плачь, черт побери! – закричал Тад на Уэнди. Господи, ее залитое кровью лицо! Ее помертвелые глаза! – Плачь!
– Тад! – Лиз очень встревоженно обращалась теперь к нему. В те несколько секунд между первым воплем Уэнди и ее все еще безуспешной попыткой повторить его и восстановить свое дыхание, Джордж Старк был полностью изгнан из сознания Тада, впервые за эти последние восемь дней. Уэнди наконец дернулась в глубоком вдохе и начала кричать. Тад, дрожа от облегчения, начал нежно похлопывать ее по спине, издавая успокаивающие звуки.
Лиз бегом спустилась вниз, таща упирающегося Уильяма.
– Что случилось? Тад, с ней все в порядке?
– Да. Она свалилась с третьей ступеньки. Но сейчас все нормально. Она начала плакать. А то сперва это было... словно ее только что заклинило. – Тад неуверенно засмеялся и показал Уэнди Уильяму, который был сейчас обуреваем сочувствием к сестре.
– Ты что же, не следил за ней, – с укором произнесла подошедшая к ним Лиз. Она теперь автоматически покачивалась вместе с взятой на руки Уэнди, стараясь утешить ее горе.
– Да... нет. Я только подошел взять журнал. А уже в следующий миг она оказалась на лестнице. Это почти так же, как Уильям с чашкой на столе. Они так похожи во всем, чертовски... Как ты думаешь, у нее ничего не случилось с головой? Она ударилась не о паркет, а о ковер, но ударилась сильно.
Лиз встревоженно осмотрела Уэнди, особенно эту красную отметину, затем ласково поцеловала девочку. Рыдания Уэнди уже значительно утихли.
– Я думаю, все о'кей. У нее день-другой будет здоровая шишка, и только. Спасибо Господу за ковер. Я не хочу набрасываться на тебя, Тад. Я знаю сама, как быстро все это происходит. Я только... У меня такое чувство, словно у меня наступают месячные, только они длятся теперь все время без перерыва.
Рыдания Уэнди перешли теперь в хныканье. И Уильям начал ответственно затихать в своем плаче солидарности. Он протянул уверенную ручонку и коснулся белой тенниски своей сестры. Она обернулась. Он заворковал и что-то забормотал.
Таду это бормотание всегда напоминало какой-то иностранный язык, смысл сообщений на котором в общем был понятен, хотя взятые по отдельности слова абсолютно неизвестны. Уэнди улыбнулась брату, хотя ее глаза и все лицо были залиты слезами. Она тоже начала что-то бормотать. В этот момент близнецы отгородились ото всех и оказались только в своем собственном мире.
Уэнди дотронулась до плеча брата. Они смотрели друг на друга и беседовали.
– С тобой все хорошо, милая моя?
– Да, я ушиблась, дорогой Уильям, но не слишком сильно.
– Ты не хочешь остаться дома вместо поездки на вечеринку у Стэдли, сердечко мое?
– Я не должна этого делать, хотя ты очень заботлив, что спрашиваешь.
– Ты в этом уверена, милая Уэнди?
– Да, дорогой Уильям, не бог весть какие ушибы, хотя я очень боюсь, что обкакала свое белье.
– О радость моя, как это СКУЧНО!
Тад усмехнулся, затем осмотрел ногу Уэнди.
– Она начинает покрываться синяками, – сказал он. – Вернее, уже покрылась.
Лиз в ответ тоже улыбнулась.
– Это пройдет. Они не первые и не последние.
Тад наклонился и поцеловал Уэнди в кончик носа, думая о том, как быстро наступают и проходят все эти бури – еще три минуты назад он боялся всерьез, что его милая дочка может умереть от кислородной недостаточности – и как все это быстро забывается. Нет, – согласился он. – Слава Богу, не последние.
Уже к семи часам вечера синяк на ноге Уэнди приобрел очень темный оттенок. Форма синяка была весьма странной и напоминала гриб.
– Тад? – спросила Лиз с другого конца стола. – Взгляни на это.
Тад распеленал Уэнди, слегка влажную, но не мокрую, отбросив все ее одеяния, на которых красовалась надпись «Ее». Он принес Уэнди к столику для пеленания, где лежал его сын, чтобы посмотреть, что хотела ему показать жена.