На подъездной дорожке было много крови, но на ярко-черном асфальте ее можно принять и за воду... если только не подойти поближе. Так что и здесь все было о'кей. А даже если и не все, то надо об этом самому позаботиться.
Старк сложил свою страшную бритву, взял ее в липкую руку и подошел к двери. Он не заметил ни несколько мертвых воробьев около ступеньки, ни тех живых птиц, которые сидели на крыше дома и на яблоне у гаража, молча наблюдая за ним.
Через минуту или две Лиз Бомонт спустилась вниз, еще не совсем проснувшаяся, услыхав звонок в дверь.
Она не закричала. Крик должен был последовать, но ободранное лицо, глядевшее на нее, когда она открывала дверь, загнало этот вопль вглубь нее, заморозило и запретило его, похоронило этот крик заживо. В отличие от Тада, Лиз не помнила никаких кошмарных снов о Старке, но все же они, видимо, хранились где-то в глубинах се подсознания, потому что это обезображенное ухмыляющееся лицо показалось ей вдруг давно знакомым из-за своей ужасности.
– Эй, леди, не хотите ли купить уточку? – спросил Старк из-за перегородки. Он улыбнулся, показав почти все свои зубы. Большинство из них сейчас уже были мертвыми. Солнцезащитные очки превращали его глаза в большие черные впадины. По его щекам и подбородку что-то стекало и капало на фуфайку.
Спохватившись, она попыталась захлопнуть дверь. Старк протянул руку в перчатке из-за перегородки и отшвырнул дверь от себя. Лиз устремилась прочь, пытаясь закричать. Но она не могла этого сделать. Ее горло было словно заперто на ключ.
Старк вошел и закрыл дверь.
Лиз видела, как он медленно приближается к ней. Он выглядел, как полуистлевшее чучело, каким-то образом и кем-то вдруг возвращенное к жизни. Худшим из всего была ухмылка, потому что левая половина его верхней губы уже не просто истлела, а просто отсутствовала. Она могла видеть серо-черные зубы и дыры в деснах, где до недавнего времени торчали другие зубы.
Его руки в перчатках радостно протянулись к ней.
– Хэллоу, Бет, – проговорил Старк с той же ужасной ухмылкой. – Пожалуйста, извини меня за вторжение, но а был поблизости и подумал, не стоит ли сюда заглянуть. Я Джордж Старк, и я рад с тобой познакомиться. Более рад, думаю, чем ты даже себе представляешь.
Один из его пальцев коснулся ее подбородка... погладил ее. Плоть под кожаной перчаткой казалось губчатой, непрочной. В этот момент Лиз подумала о близнецах, спавших на верху, и ее паралич окончился. Она повернулась и кинулась в кухню. Где-то краем своего смятенного сознания она сама себя вдруг увидела как бы со стороны. Лиз в этом действии выхватывала из намагниченных ножен один из разделочных ножей и втыкала его в эту страшную карикатуру на лицо.
Она услышала его возглас после своего, быстрый, как ветер.
Его рука ухватила сзади блузку Лиз, дернула ее книзу и стащила с плеч.
Дверь на кухню относилась к тем, которые сами по себе открываются и закрываются. Для того, чтобы удерживать дверь открытой, в нее был вставлен деревянный клин. Она споткнулась об него, зная, что если удержится на ногах, у нее еще будет какой-то шанс. Но она заехала по нему поскользнувшейся ногой, почувствовав мгновенную и резкую боль в носке стопы. Клин вылетел на кухонный пол, который был так натерт, что в нем отражалась вся комната, только в перевернутом виде. Она почувствовала, что Старк пытается снова ухватить ее. Она чуть-чуть разбежалась, а затем ударила по двери изо всех сил, захлопывая ее. Она услышала звук удара двери по чему-то мягкому. Он закричал, разъяренный и удивленный, но невредимый. Она кинулась к ножам...
...И Старк заграбастал ее за волосы и блузку сзади. Он повернул Лиз лицом к себе. Она услышала звук разрываемой материи и подумала вдруг: «Если он меня изнасилует, о, Иисус Христос, если он меня изнасилует, я сойду с ума...»
Она ударила по этой ужасной маске кулаками, сперва барабаня по стеклам на очках, а затем и сорвав одну их дужку с уха Старка. Кожа пониже его левого глаза вдруг отлетела, показав страшное глазное яблоко, похожее на просмоленный кровавый шар.
И он смеялся.
Он схватил ее за руки и заставил отпустить их. Она вырвала одну из них, подняла ее и вцепилась ему в лицо. Ее пальцы оставили глубокие борозды, из которых хлынули кровь и гной. Она не ощутила почти никакого сопротивления тканей, это напоминало протыкание куска прогнившего мяса. И, наконец, ей удалось издать какие-то звуки, ей хотелось завопить, чтобы вылить наружу свой ужас и страх до того, как они полностью захлестнут ее, но все, что ей удалось, было несколько хриплых и жалких лающих звуков.
Он схватил снова эту руку в воздухе, заставил ее опуститься, соединил обе руки Лиз крестом за ее головой и прижал их своей. Она, хотя и была как губка на ощупь, но действовала, как наручники. Другой своей рукой Старк обхватил Лиз за грудь. Ее тело содрогнулось от этого прикосновения. Она закрыла глаза и попыталась оттолкнуть его.
– Ох, успокойся, – сказал он. Он теперь вовсе и не улыбался, но левая сторона его рта, в любом случае застыла в вечной улыбке. – Успокойся, Бет. Для своей же пользы. Ты меня выводишь из себя, когда дерешься. Я думаю, что у нас должны быть платонические отношения.
– По крайней мере, сейчас.
Он сжал ее грудь сильнее, и она почувствовала несокрушимую силу под развалившейся оболочкой Старка, подобную арматуре из стальных прутьев, залитой мягким пластиком.
Как он может сохранять столько силы? Как он может оставаться таким сильным, когда у него вид умирающего?
Но ответ был ясен. Он не был человеком. Она не думала, что он вообще когда-либо жил на этом свете.
– Или, может быть, ты действительно хочешь этого? Так ли это? Ты хочешь? Ты хочешь прямо сейчас? – Его язык, черно-красно-желтый с поверхностью, усеянной трещинами, вывалился из страшного ухмыляющегося рта и приблизился к ее лицу.
Она тут же прекратила барахтаться.
– Вот так лучше, – сказал Старк. – Я собираюсь слезть с тебя, Бетти, моя дорогая, моя сладкая. Когда я это сделаю, тебе снова захочется сделать рывок на сто ярдов за пять секунд. Это вполне естественно, мы ведь едва знакомы и я боюсь, что сегодня я выгляжу не самым лучшим образом. Но перед тем, как ты захочешь сделать какую-нибудь глупость, я хочу тебе сказать, что те два копа снаружи уже мертвы. И мне бы хотелось, чтобы ты подумала о своих двух бамбинос, спящих сейчас очень мирно наверху. Дети ведь должны отдыхать? Особенно очень маленькие дети, очень беззащитные дети, как твои. Ты понимаешь? Ты следишь за мной?
Она покорно кивнула. Она теперь смогла ощутить его запах. Это был ужасный, гнилостный аромат. «Он же гниет, – подумала Лиз. – Гниет прямо у меня на глазах».