В нервной растерянности он принялся ходить по комнате.
— Дело еще вот в чем, — признался он. — Па этой дуэли я буду секундантом графа, поскольку он не хочет брать никого из своих. Вторым мне пришлось попросить одного из приятелей Филиппа — и я остановил выбор на Энтони.
— Ты будешь секундантом графа?! — едва слышно прошептала Тина. — Тогда и я поеду с тобой.
— Ничего подобного! — жестко остановил ее брат. — Дуэли не для женщин.
— Но это особый случай, — не сдавалась девушка. — Как вы будете туда добираться?
— В экипаже, нанятом мной на минувшую ночь. Я уже приказал кучеру один раз подождать окончания вечера, а теперь он снова стоит внизу, ожидая дальнейших распоряжений.
С этими словами Кендрик снял фрак, а Тина в изнеможении опустилась в кресло.
— Ну, вот что, — наконец заявила она. — Я все-таки поеду с вами, но буду сидеть в экипаже. Таким образом, я смогу увидеть все события, а если, даст Бог, все кончится благополучно, то никто никогда и не узнает о моем пребывании на месте поединка.
— Но я уж сказал тебе, что ты не поедешь. Ни при каких обстоятельствах, — решительно отрезал брат. Затем немного помолчал и добавил еще более жестко и едва пи не по слогам: — Я полагаю, что произошло самое плохое из всего, что могло случиться, — ты влюбилась в графа.
«Что ж, — подумала Тина, — при нашей близости с Кендриком он все равно рано или поздно должен был догадаться об этом».
— Да, я люблю его, — не стала она отпираться.
— О Боже! Этого еще не хватало чтобы окончательно запутать всю ситуацию!
— Я ничего не могу с собой сделать.
— А он? Он тоже влюблен?
— По крайней мере, утверждает.
— Тогда поклянись всем, что есть у нас святого, что даже ему ты никогда не раскроешь наше инкогнито. Я знаю, он человек благородный и при любых обстоятельствах таковым останется, но ты должна сама понимать, что, если, пусть даже совершенно случайно, он проболтается о нашем секрете своим друзьям, лакею — да кому угодно! — нас могут начать шантажировать — и причем самым гнусным образом!
Убитая, Тина молчала, но через некоторое время справилась с собой и тихо сказала:
— Говорить об этом графу мне нет никакой необходимости, ведь я знаю, что когда мы… покинем Париж… больше мне не видеть — В голосе ее явственно послышались рыдания, и девушка стремглав выбежала из комнаты.
у себя она судорожно оделась в самое простое из своих платьев и набросила на плечи темно-зеленый бархатный плащ, постаравшись закутаться в него как можно плотней.
Она вытащила из прически драгоценности и умылась ледяной водой, дабы смыть с лица слезы и последние остатки косметики.
Когда она вернулась в гостиную, Кендрик был уже готов и ободряюще положил ей на плечо руку.
— Держись, дорогая, может быть, все не так уж и плохо. А, кроме того, ты сама знаешь, за все удовольствия надо платить. Платить так или иначе.
Держась за руки, брат и сестра спустились вниз, и Кендрик приказал кучеру гнать в Буа.
Казалось, кучер сам знает, куда надо ехать, что еще больше расстроило девушку: да, Париж вовсе не то место, где можно сохранить в тайне даже самый маленький секрет.
Но брату она ничего не сказала, а только прижалась к нему крепче, просунув руку под локоть.
— С графом тоже все будет хорошо, — словно отвечая на ее немой вопрос, успокоил ее Кендрик.
— Но что нам делать, если… если его все-таки ранят?
— Он привезет в Буа своего доктора, что несомненно сделает и другая сторона. Что бы ни случилось, у них обоих будет медицинская помощь.
«Что проку в этой помощи, если Жан будет убит?» — горько подумала девушка, но постаралась прогнать страшные мысли рассуждениями о том, что дуэли, как часто рассказывал ей отец да и сама она не раз читала в книгах, в наше время стали скорее ритуалом чести, чем способом убийства.
Даже маленькая царапина теперь считается вполне достаточной сатисфакцией в преобладающем большинстве случаев, а настоящая схватка — неблагородным поведением и дурным даже воспитанием — особенно в кругах высшей аристократии.
Но Тина чувствовала, что здесь все может обернуться по-другому, что маркиз настроен самым решительным образом и любыми путями будет добиваться намеченной цели.
«Если граф проиграет этот поединок, — думала со стыдом Тина, — то нам с Кендриком придется срочно покинуть Париж, .чтобы… чтобы избежать назойливости этого подлеца…»
Страшно было подумать о том, что по собственной глупости и неосторожности она ворует у себя последние дни с возлюбленным, но думать было уже некогда — экипаж стремительно въезжал в лес.
Прибыв на место, оказавшееся укромной, но ровной площадкой, скрытой в чаще леса. Тина увидела, сквозь утренний туман, что там уже находится несколько человек.
Рассвет еще только-только занимался, и первые робкие лучи солнца едва освещали лесную лужайку.
— А теперь еще раз поклянись мне, — потребовал Кендрик, — что ты сделаешь все, дабы тебя никто не увидел. Если ты будешь кем-либо замечена, то, поверь, мы окажемся в ситуации в сто раз худшей, чем нынешняя.
— Мне не надо объяснять ничего.
Тогда брат коснулся губами ее лба и, легко выпрыгнув из экипажа, тщательно прикрыл за собой дверцу.
Тина видела, как он приблизился к присутствующим, среди которых с замиранием сердца она обнаружила и графа, подошедшего с другой стороны леса и поздоровавшегося с Кендриком.
Рядом с ним появился и другой человек — Энтони, как подозревала Тина, — а затем и третий, судя по типичному саквояжу, доктор.
Девушке трудно было отвести глаза от возлюбленного, но она заставила себя посмотреть и на другой край площадки, где расположился маркиз со своими секундантами и врачом.
Небо стремительно светлело, и все участники поединка становились видны девушке с каждой минутой все отчетливей. Она заметила, что маркиз хмур, но настроен, видимо, еще более решительно, чем в доме Па Пайвы. Глаза его горели черным зловещим огнем, а губы скривились в жестокую улыбку, что окончательно убедило Тину в самых худших ее подозрениях.
Она снова вернулась взглядом к человеку, которого полюбила всем сердцем, и с губ ее сорвалась горячая молитва:
— Господи, Господи, спаси его! Дай ему победить. Господи! Спаси его от смерти и от раны! Прошу тебя. Боже правый, помоги нам! — Она повторяла эти мольбы снова и снова, буквально ощущая, как они уносятся в серое утреннее небо, и надеясь на то, что Господь, подаривший ей такую любовь, сжалится и не отберет ее, так и не дав насладиться.
Па полянке по-прежнему ничего не происходило, и Тина начала уже было недоумевать. Но почти в тот же момент на месте дуэли появился еще один человек, и ей стало ясно, что все дело было только за рефери. Им оказался весьма пожилой и весьма утонченный человек, обратившийся к сторонам с какими-то предложениями. Тине показалось, что он пытается примирить их.