1812 год
Герцог Уэлминстер подошел к окну, раздвинул портьеры и посмотрел на Неву.
На воде играли солнечные блики, было еще не очень жарко. Позже горячие солнечные лучи нагреют воды широкой полноводной Невы.
На другом берегу реки солнце золотило шпиль собора Петра и Павла, отчетливо просматривались бастионы и башни крепости, построенной Петром Великим.
Однако сейчас герцога занимала не столько красота Санкт-Петербурга, который поразил его совершенством своей архитектуры, сколько русская армия, ожидающая решения главнокомандующего о том, в каком направлении двинутся французы.
Размышления герцога прервал нежный женский голос, раздавшийся из спальни.
— Вы совсем забыли обо мне, Блейк. — В голосе звучала легкая укоризна. — Я все еще здесь и жду вас.
Без сомнения, это было приглашение. Едва уловимый русский акцент делал произнесенные по-английски слова еще более соблазнительными и волнующими.
Улыбаясь, герцог обернулся.
Княгиня Екатерина Багратион была очень хороша собой, и герцог с уверенностью считал, что она самая очаровательная женщина среди всех, с кем ему довелось познакомиться.
Она лежала, опираясь на кружевные подушки, длинные волосы падали на белоснежные плечи, огромные глаза, казалось, занимали половину лица. Прекрасная княгиня выглядела гораздо моложе своего возраста. Это была необыкновенная женщина: в ней странным образом сочетались восточная загадочность, испанский темперамент и парижская элегантность.
Не было ничего удивительного в том, думал герцог, что именно ей русский царь поручил деликатную миссию шпионить за ним. Герцог знал об этом с того самого момента, как приехал в столицу Российской империи.
Герцог Уэлминстер обладал богатым опытом в искусстве интриги. Он уже успешно выполнил множество неофициальных дипломатических поручений, а потому не удивился, получив приглашение премьер-министра явиться к нему.
— Мне нужна ваша помощь, Уэлминстер, — сказал ему премьер-министр. — Думаю, вы догадываетесь, куда я хочу вас послать.
— В Россию? — спросил герцог.
— Правильно, в Россию, — подтвердил премьер-министр.
В разговор вмешался присутствовавший здесь лорд Кастлерой, секретарь по иностранным делам:
— Ради Бога, Уэлминстер, выясните, что там происходит. Доклады, которые я получаю из этой загадочной страны, настолько противоречивы, что я просто теряю голову.
В голосе секретаря по иностранным делам отчетливо слышалось раздражение, и герцог хорошо понимал его чувства.
Поведение царя Александра в последние годы смущало не только англичан, но и всю Европу. Вполне можно было согласиться и с Наполеоном Бонапартом, считавшим действия русского царя непоследовательными. В начале века, в первые годы своего царствования, Александр представлял собой фигуру неприметную, нерешительную. Затем внимание русского царя привлекли удивительные военные успехи корсиканца, приводившие в смятение всю Европу. Царь никак не мог решить, присоединяться ли ему к коалиции против французов или продолжать политику своего отца, целью которой было установление дружеских отношений с Францией.
Сначала Наполеон предложил Павлу I, отцу Александра, поделить мир между Францией и Россией, но затем он нарушил все положения Амьенского соглашения, и русский царь написал Наполеону, что считает его «самым бесчестным тираном за всю историю».
После того как русская армия, выступавшая под началом двадцативосьмилетнего Александра I, была наголову разбита под Аустерлицем, царь совершенно утратил свой боевой дух.
В одиночестве он покинул поле боя и, как рассказывали, горько рыдал под яблоней.
В сражении при Фридланде русская армия опять потерпела жестокое поражение. На этот раз царь Александр, стремясь оправдать себя, попытался свалить всю вину на австрийцев.
Затем, к величайшему изумлению своих подданных, Александр I подписал соглашение о дружбе с Францией, в котором он обещал участвовать в континентальной блокаде Англии.
Эти действия сделали царя чрезвычайно непопулярным на родине, тем более что русские не могли смириться с позорными поражениями, впервые выпавшими на их долю после блестящих побед России во времена Екатерины Великой.
Но в 1811 году царь Александр, прислушиваясь к мнению подданных, отказался посылать своих солдат на помощь Франции и, более того, запретил закрывать российские порты для нейтрального судоходства, а также не поддержал блокаду Англии.
«Меня не оставляет мысль о том, — сказал герцогу Уэлминстеру в Лондоне один известный английский генерал, — что, если дойдет до дела, Россия не будет достойным противником Великой армии Наполеона».
Тогда герцог был склонен согласиться с генералом, но теперь, находясь в России, он испытывал большие сомнения по этому поводу.
Накануне царь показал ему письмо графа Растопчина, губернатора Москвы, и содержание письма показалось герцогу очень убедительным.
Губернатор писал:
«У Вашей империи, государь, есть два могучих защитника — огромные пространства и суровый климат».
— Прекратите думать о войне, Блейк, — сказала княгиня Екатерина. — Я могу предложить более интересную тему.
Герцог посмотрел на княгиню. Он очень хорошо понимал, что предлагает ему Екатерина, но вместо того, чтобы принять это предложение, ответил:
— Думаю, вам пора вернуться в свою комнату.
— У нас еще есть время.
— Я думаю о вашей репутации.
Княгиня засмеялась низким мелодичным смехом.
— Вы единственный среди моих знакомых проявляете заботу о моей репутации. А может, я вам просто наскучила?
Без сомнения, она считала это абсолютно невозможным. И герцог с едва уловимой насмешкой ответил:
— Ну как я могу быть таким невежливым?
— Вы очень хороши собой, — сказала княгиня. — Вам, наверное, уже много раз об этом говорили. Я обожаю красивых мужчин! А более очаровательного любовника, чем вы, просто не могу себе представить.
Екатерина вдруг заговорила по-французски, как будто ей проще было говорить о любви на этом языке.
В Санкт-Петербурге французский являлся языком знати, а французская культура — свидетельством общественного положения. Кто-то сказал герцогу, когда он прибыл в Россию:
— Здесь предпочитают исключительно французских поваров, элегантными считаются только парижские туалеты, и тем не менее все в городе поносят Наполеона и оплакивают лорда Нельсона!
— Вы очень соблазнительны, — сказал герцог княгине, также по-французски. — Сожалею, но сейчас вам лучше меня покинуть.