Любить запрещается | Страница: 53

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Неподвижно глядя на письмо, Ария медленно опустилась на стул, снова и снова перечитывал его. Почти машинально она развернула чек. Как она и ожидала, он был на три тысячи фунтов, и в порыве гордости и обиды уже собиралась порвать его, когда в комнату вошла Нэнни, неся тарелку с яичницей и беконом.

– Чек! – воскликнула она с фамильярностью старого друга семьи. – Хорошая новость, а то я уже подумала, что это еще один счет. От кого это, голубушка?

Ария молча передала ей розовый бланк. Нэнни взяла чек и, широко раскрыв глаза от изумления, уставилась на него, открыла рот, но с ее губ не слетело ни звука.

– Три тысячи фунтов! – с благоговейным ужасом воскликнула она. – Но за что, и почему он выписан на твое имя?

– Порви его, – усталым голосом ответила девушка, – я не могу его принять.

– Так это подарок от мистера Дарта Гурона? – спросила Нэнни. – Но как он может делать такие подарки?

Внезапное острое подозрение в ее глазах и в тоне ее голоса заставили Арию покачать головой и выдавить жалкое подобие улыбки.

– Это не за то, о чем ты подумала, Нэнни, – сказала она. – Я его не интересую после того, как оказала ему услугу в одном деле. Он сделал мне предложение только для того, чтобы не признавать помолвку с другой женщиной. Он пообещал мне три тысячи фунтов, если я соглашусь.

– Так вот в чем дело, – протянула Нэнни. – Говорила я мистеру Чарлзу вчера, когда ты ушла спать: что-то тут не так, это же яснее ясного видно по твоему лицу. Не зря же я присматривала за тобой все эти годы, голубушка, чтобы не видеть, когда ты довольна, а когда несчастна.

– Вчера я не могла говорить об этом, – ответила Ария. – Прости, я понимаю, ты хотела, чтобы я все рассказала, но я просто не могла.

– Понимаю, со всеми случается… Три тысячи фунтов! Подумать только, что можно было бы сделать с домом, с фермой.

– Знаю, – сказала Ария, – и поэтому согласилась тогда на его предложение. Но я не могу взять эти деньги, не могу, Нэнни.

Когда она произнесла последние слова, голос ее дрогнул, а глаза вдруг наполнились слезами. Нэнни вздохнула.

– Наверное, тебе видней, голубушка, – сказала она, – но деньги очень пригодились бы вам с Чарлзом.

– Знаю, – ответила Ария. – Неужели ты не можешь понять, что поэтому-то я и не могу их взять? Это как милостыня или еще хуже – получить деньги ни за что. Я ведь сбежала от него, то есть Чарлз заставил меня уехать, поэтому я не имею права получить плату за дело, которое сделано только наполовину.

Она подошла к окну и постояла возле него, пряча от Нэнни слезы, катившиеся по щекам.

– Ну, раз ты так считаешь, – сказала Нэнни, – значит, не о чем больше говорить, правда? Порви его, голубушка. Я всегда говорила, что нет на свете таких денег, что могли бы залечить сердечную рану.

– Сердечную рану? – переспросила Ария. – По-твоему, я от этого страдаю?

Она ощущала, как гнетет ее уныние, не покидавшее ее весь вечер, и отчаянно пыталась отбросить его, возбудить в себе злость, а не отчаяние. «Я ненавижу его, – твердила она себе, – за то, что он написал и оскорбил своими деньгами. Однако, если по совести, с его точки зрения, это долг чести, который он должен выполнить».

– А теперь иди позавтракай, – приказала Нэнни. – Я помню, моя старушка-мать говаривала, что после еды все выглядит не так мрачно, и это правильно, так что иди поешь, пока яичница не остыла.

Чувствуя, что есть ей хочется меньше всего, Ария неохотно села за стол. Чтобы не огорчать Нэнни, она притворилась, что ест, прихлебывая горячий, но слабый чай.

В заднюю дверь кто-то постучал.

– Наверное, принесли газеты, – сказала Нэнни. Она заторопилась прочь, и девушка услышала, как она разговаривает с мальчиком, который каждое утро на велосипеде привозил им газеты.

– Сэр Чарлз говорит, на прошлой неделе ты принес «Фермер и скотовод» на две недели позже. На этой неделе не забывай: в четверг мы должны получить журнал.

– Как я могу привезти его, когда он не пришел, – нахально ответил мальчишка.

– Ладно, передай своему отцу, что я сказала, – велела Нэнни и с треском захлопнула дверь.

Она принесла газеты – «Телеграф», «Дейли экспресс» – и положила их на стол рядом с Арией.

– Кстати, – словоохотливо обратилась она к Арии, – сегодня еще не приносили мои ставки. Я полночи придумывала, как заполнить форму. В один прекрасный день я отхвачу крупный куш, вот увидишь.

– Конечно, Нэнни, – рассеянно ответила девушка. Этот диалог повторялся изо дня в день, и она знала его наизусть.

Ее внимание привлекли заголовки в газете, лежащей перед ней, и она отложила вилку и нож.

«Знаменитая киноактриса стреляет в известного американца», – прочитала она. Еще не осознав значения того, что прочитала, она взяла газету и дрожащей рукой держала ее перед собой.

В газете была фотография Дарта Гурона в костюме для поло, а на другой фотографии была Лулу Карло, одетая в едва прикрывающий наготу экзотический восточный наряд, в котором снималась в своей последней картине.

«Мистер Дарт Гурон, личность с международной известностью и первоклассный игрок в поло, вчера вечером был обнаружен с тяжелым ранением в своей библиотеке в Саммерхилл—Хаусе, графство Сюррей. Его нашел м-р Макдугалл, камердинер, который вошел в библиотеку после того, как услышал несколько выстрелов подряд. Он нашел лежащего на полу мистера Гурона и мисс Карло, знаменитую киноактрису, которую называют самой соблазнительной женщиной в мире, стоящую над ним с револьвером в руке. Был вызван врач, а позднее дом посетила полиция. И врач, и полиция отказались сделать заявление для прессы».

Далее следовало пространное описание состояния Дарта Гурона и его владений в Южной Америке, а также были перечислены фильмы, в которых сыграла Лулу Карло, но Ария не могла читать дальше, а только сидела, дрожа, без кровинки в лице, и газета шелестела в ее дрожащих руках.

Она же знала что делать: она должна вернуться!

Почти не сознавая что делает, Ария поднялась на ноги, но тут в комнату вошла Нэнни, чтобы забрать посуду, и, увидев выражение ее лица, воскликнула:

– Что случилось, голубушка?

– В мистера Гурона стреляли, – ответила девушка и удивилась, что ее голос звучит обыденно, без надрыва.

– Боже правый! А кто? – спросила Нэнни, доставая из кармана фартука свои очки в черном футляре.

– Я должна ехать к нему, – произнесла Ария; собственный голос прозвучал как-то странно и издалека, как будто принадлежал кому-то другому, – голос, говоривший без ее сознательного участия.

Нэнни читала газету и цокала языком.

– Хорошо еще, что тебя там не оказалось, если хочешь знать, – сказала она. – Такие дела творятся. Чарлз был прав, что увез тебя. Он сказал, что ему не понравилось то, что там происходит. Я думаю!