Жан-Клод стоял в центре и внимательно изучал обстановку. Потом его внимание привлек настенный календарь с пингвинами, который висел на кухне. Он приподнял страницы, чтобы посмотреть следующие месяцы, и не успокоился, пока тщательным образом не изучил все картинки с изображением этих нелетающих птиц.
Мне хотелось сказать ему, чтобы он отстал от моего календаря, но с другой стороны — что в этом такого? Я не делаю на нем пометок о назначенных встречах. Почему же меня так беспокоит, что он им, черт возьми, интересуется?
Я вернулась в гостиную к Ванде. Ночь становилась все необычнее.
— Не хочешь ли чего-нибудь выпить? — спросила я Ванду. Когда сомневаешься, лучше быть вежливой.
— Красное вино, если есть, — сказала Ванда.
— Прости, но я не держу ничего крепкого. Кофе, газировка с настоящим сахаром и вода. Выбирай.
— Газировку, — сказала Ванда.
Я достала из холодильника банку кока-колы.
— Тебе нужен стакан?
Она покачала головой.
Жан-Клод, прислонившись к стене, смотрел, как я хозяйничаю на кухне.
— Мне тоже не нужен стакан, — тихо сказал он.
— Не будь таким милым, — сказала я.
— Слишком поздно.
Я непроизвольно улыбнулась.
Моя улыбка, похоже, обрадовала его. Зато меня она просто вывела из себя. Жан-Клод — мастер усложнять жизнь. Он увидел аквариум и ленивой походкой направился к нему. Решил, значит, устроить себе экскурсию по моей квартире. Конечно, ничего другого я и не ожидала. Но по крайней мере мы с Вандой могли поговорить наедине.
— Черт, да он же вампир! — воскликнула Ванда. Казалось, она удивлена. И это, в свою очередь, удивило меня. Я всегда могу узнать вампира с первого взгляда. Мертвец есть мертвец, как бы ни был красив труп.
— А ты не знала? — спросила я.
— Нет, я же не кладбищенская приманка, — ответила Ванда. На лице ее отразилась тревога. Она настороженно следила за всеми движениями Жан-Клода. Ванда явно очень боялась.
— Что такое «кладбищенская приманка»? — Я протянула ей банку.
— Шлюха, которая обслуживает вампиров.
Кладбищенская приманка, вот это номер.
— Он тебя не тронет.
Она перевела взгляд на меня. Карие глаза смотрели пристально, словно пытались разглядеть, что у меня в голове. Не обманываю ли я ее?
Как ужасно приехать на квартиру к незнакомым людям и не знать, обидят они тебя или нет. Отчаяние или жажда смерти.
— Так значит, делать будем мы с тобой? — спросила она, продолжая изучать мое лицо.
Я моргнула. Я не сразу поняла, что она имеет в виду.
— Нет. — Я покачала головой. — Нет, я же сказала, что хочу только поговорить. Я имела в виду именно то, что сказала. — Наверное, я покраснела.
Видимо, меня подвел румянец. Она откупорила банку и отхлебнула.
— Ты хочешь, чтобы я рассказывала о том, как я обслуживала других людей, пока ты будешь делать с ним? — Она кивнула в сторону гуляющего вампира.
Жан-Клод стоял перед единственной картиной, которая висела у меня в комнате. Она была модернистская и хорошо сочеталась с остальной обстановкой. Серый, белый, черный и бледно-бледно-розовый. Это была одна из тех композиций, на которую чем дольше смотришь, тем больше форм в ней начинаешь видеть.
— Слушай, Ванда, мы с тобой просто побеседуем. Ничего больше. Никто ни с кем ничего делать не будет. Хорошо?
Она пожала плечами.
— Твои деньги. Можем делать все, что ты захочешь.
От этой фразы мне стало не по себе. Она это говорила всерьез. Я заплатила деньги. Она сделала бы все, что я хотела. Все? Это было слишком ужасно. То, что какое-то человеческое существо всерьез говорит «все». Конечно, она исключает вампиров. Даже у шлюх есть свои нормы.
Ванда улыбнулась мне. Перемена была просто разительна. Лицо осветилось. Она в одно мгновение стала красавицей. Даже глаза засияли. Это мне напомнило лицо беззвучно смеющейся Цецилии.
Но к делу.
— Я слышала, что ты была любовницей Гарольда Гейнора. — Никакой предварительной обработки, никаких разговоров о погоде. Долой одежду.
Улыбка Ванды погасла. Блеск юмора в глазах потух, сменившись осторожностью.
— Я такого не знаю.
— Да нет же, знаешь, — сказала я. Я все еще стояла, вынуждая ее смотреть на меня снизу вверх.
Она отпила колы и покачала головой, не глядя на меня.
— Ну же, Ванда, я знаю, что ты была пассией Гейнора. Признай это, и мы поедем дальше.
Она поглядела на меня и снова опустила глаза.
— Нет. Я тебя обслужу. Я позволю вампу смотреть. Я буду говорить с вами обоими грязно. Но я не знаю никакого Гейнора.
Я наклонилась и положила руки на подлокотники ее кресла. Наши лица были очень близко.
— Я не репортер. Гейнор никогда не узнает, что ты со мной говорила, если ты ему не скажешь.
Ее глаза расширились. Я проследила ее взгляд. Ветровка съехала вперед. Стал виден мой пистолет, и это, похоже, Ванде не понравилось. Хорошо.
— Поговори со мной, Ванда. — Голос мой звучал тихо. Мягко. Зачастую самым мягким тоном произносятся самые страшные угрозы.
— Кто ты, черт возьми, такая? Ты не из полиции. Ты не репортер. Работники социальной службы оружие не носят. Кто ты? — В последней фразе звучали нотки опасения.
Жан-Клод вошел в комнату. Оказывается, он уже побывал у меня в спальне. Чудесно, просто чудесно.
— Возникли сложности, ma petite?
Я не стала его одергивать. Ванда не должна знать, что в наших рядах раскол.
— Она упрямится, — сказала я и отошла от кресла.
Я сняла ветровку и бросила на стол в кухне. Ванда смотрела на пистолет. Чего я и добивалась.
Возможно, у меня не очень пугающая внешность, зато у меня есть браунинг.
Жан-Клод обошел вокруг кресла Ванды и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, словно он сделал ей больно. Я знала, что ничего подобного он не делал. Возможно, именно от этого она и вздрогнула.
— Он убьет меня, — сказала Ванда.
Я смотрю, многие говорят эту фразу про мистера Гейнора.
— Он никогда не узнает, — сказала я.
Жан-Клод потерся щекой о ее волосы. Его пальцы легонько поглаживали ее плечо.
— И к тому же, моя прелестница, его сегодня нет с тобой рядом. — Он говорил совсем тихо. — А мы есть. — Потом он прошептал ей что-то на ухо одними губами, так, что я не услышала.
Ванда его услышала. Глаза ее расширились, и она начала дрожать. Казалось, у нее начинается припадок. В глазах заблестели слезы.