Глядя на жалкого домового, Фарадан начал остывать. Злость потихоньку улетучивалась. Посадив бедолагу на шкаф, забитый манускриптами, магическими кристаллами и прочей колдовской дребеденью, чтобы гоблин его не достал, повернулся к нежданному гостю.

Гость в отличие от Фарадана еще не угомонился. Он потешно прыгал около шкафа в тщетной попытке поймать Филю за пятку, стащить вниз и возобновить экзекуцию. Длинные уши гоблина забавно трепыхались при каждом прыжке.

— Откуда ты, чернявенький? — спросил колдун, поймав гостя за уши и оттаскивая от шкафа.

Оказывается, Филя и здесь начудил. Это был обманутый муж. Примерный семьянин, чья супруга подарила ему младенца, подозрительно смахивающего на домового. А так как в окрестностях в те времена шнырял Филя, то даже тугие гоблинские мозги сумели вычислить родного папашу малыша. Заверив гоблина, что развратник получит по заслугам, Фарадан закрыл за ним дверь.

Понимая в душе, что часть вины лежит и на нем (колдун, налагая заклятие на домового, как всегда, забыл о его гоблинской сущности), тем не менее маг действовал по принципу: я же не могу быть виноватым, следовательно…

— Все, Филя. Я покрывал тебя, пока ты шуровал в кладовых короля, терпел, пока ты куролесил по ночам, заботясь о продолжении своего недостойного рода. Я и гоблина тебе простить готов. Но ты замахнулся на святое! Поставил под удар мой престиж! — Вспомнив прыскающих в платочек придворных дам, Фарадан вновь начал наливаться гневом. — Мне ж теперь прохода не будет!!! До чего дошло! Ты хоть знаешь, губошлеп ушастый, что мое место придворного мага уплыло? И к кому!!! К Свиристулькину!!! Дешевому балаганному фокуснику! Все! В пещеру!!! Отшельничать! А ты тут оставайся и расхлебывай всю эту кашу!

Накрутив себя таким образом, Фарадан провыл заклинание.

— В пещеру! В самое захолустье! Со всем моим имуществом!!! — рявкнул он под занавес и оказался здесь — вместе со всем своим скарбом и… Филей.

По-видимому, амулет причислил домового к имуществу колдуна.

— … А когда почуял тебя в камешке-то, — закончил свое повествование колдун, — понял: это судьба. И ведь что обидно! Ты — тут, герой — где-то там, предсказание Лосомона — коту под хвост… Я ничего не понимаю! Вот что сейчас делает этот герой, которому с нечистью биться надо, а?

— Вино хлещет, — завистливо вздохнул бог. — Эх, я бы ща порезвился!

Внезапно Кирон насторожился.

— Слушай, я его не чувствую. Неужто отключился? — Мантикора вскочила. Гребень отлетел в сторону. — Извини, я ненадолго. Дела… — добавил бог, исчезая.

Из кухонного блока выскочил рассерженный домовой, сдернул с себя фартук и шмякнул его об пол.

— Все! Хватит! Я шестнадцать лет на тебя ишачу, как какая-то домработница…

— Так ты и есть… это… домовой… — удивился Фарадан.

— А теперь еще эту зверюгу кормить! Хочу в отпуск! На юг хочу! Растущему молодому организму нужны витамины и смена обстановки!

В пещере потемнело. Вход перекрыла огромная фигура, густо покрытая белоснежной шерстью.

— Это не здесь самый крутой маг живет?

Филя, мгновенно утративший боевой запал, тихо ойкнул и спрятался за колдуна.

— Здесь, — гордо подбоченился Фарадан.

— Есть предложение.

— Слушаю.

— Тут рядышком королевство клевое основывается. Маг нужен. Самый лучший. Пойдешь?

— Соглашайся, — зашипел Филя, — мне эта пещера уже во где сидит. А место шеф-повара у вас еще свободно? — полюбопытствовал он.

— Свободно.

— Вот видишь! — энергично тряхнул домовой колдуна. — И мне место нашлось. Мы согласны! Согласны!!!

— Угу, — подтвердил Фарадан решение домового энергичным взмахом руки. Ему, похоже, тоже все осточертело. — Кто в этом королевстве командует?

— Да был тут у нас один забавник, — усмехнулся Кинг-Конг. — Кузьмой Филимонычем себя величать приказывал. В большие люди выбился, — покачал головой йети, — такими деньжищами ворочает!

22

— Ты уверен, что мы здесь что-нибудь узнаем? — Пантейя с сомнением смотрела на покосившуюся дверь грязного трактира с аляповатой надписью «Три веселых гуся».

— То, что надо! — заявил Саркат, поведя носом и судорожно сглотнув слюну. — За мной, девочки!

Изнутри трактир выглядел еще менее привлекательно, чем снаружи, но Саркат, не давая опомниться своим спутницам, энергично ринулся в дальний конец зала, взгромоздился на широкую скамью и нетерпеливо грохнул рукой по столу.

— Хозяин! Вина и закусок благородным дамам… и их телохранителю!

Амазонки, примостившиеся рядом, захихикали. Пантейя грозно посмотрела на них.

— На роль телохранителя, о великий пророк, ты, к сожалению, не тянешь, — хмыкнула она.

— Все нормально, — прошептал Саркат, — не забывайте: вы не на Соломее. Здесь женщины не воюют, а дома сидят да детей нянчат… — Он замолчал, увидев сонного трактирщика, вышедшего из подсобки к гостям.

— Чем изволят закусывать благородные дамы? — с легкой усмешкой спросил толстый хозяин «Трех веселых гусей», с трудом справляясь с зевотой.

— Бифштексы из свежей оленины по-герденски, тушеную зайчатину, отбивные из молодой кабанятины, — затараторил Саркат. — Торийского трехлетней выдержки — да не вздумай подсунуть хрюльского, а то знаю я вас, каналий! Это дамам… Теперь мне…

Сон с многоопытного трактирщика быстро слетел, как только он рассмотрел в полумраке зала, освещенного только пламенем камина, что под неуклюжими нарядами крестьянок скрываются довольно ладные молодые тела — явно не крестьянского происхождения. Последние его сомнения развеял острый взгляд Пантейи. Уверенный взгляд человека, привыкшего повелевать.

— Не извольте беспокоиться, уважаемые, — залебезил он. — Гости моего заведения всегда были довольны. Сию минуточку… — И трактирщик рысцой кинулся на кухню.

— Ну, и кого ты здесь собираешься расспрашивать? Уж не этого ли толстомордого? — скептически оглядывая пустую забегаловку, спросила Пантейя.

— Рано, — лаконично ответил Саркат. — Через час-другой здесь яблоку упасть негде будет.

Словно в подтверждение его слов дверь трактира распахнулась, и на пороге появилась фигура монаха, с головы до пят закутанная в черный плащ, в сопровождении двух молодых людей и малыша, зябко кутавшегося в длинное пальто. Лицо малыша скрывала широкополая шляпа, из-под которой остро поблескивали сердитые глаза. Вновь прибывшие не менее энергично, чем перед этим Саркат, направились в противоположную сторону трактира и, оседлав скамьи, дружно загомонили:

— Хозяин! Самого лучшего, что есть в твоем заведении!

Пантейя толкнула ногой под столом Сарката: