— Вот идиот, — пробормотал Илларион, вставая и выплевывая изо рта неизвестно как попавший туда песок.
Миша оказался не только классным водителем, но и очень неплохим гранатометчиком. Брошенная им «лимонка» взорвалась точно под днищем «ягуара», превратив дорогой и престижный английский автомобиль в груду покореженного металла, над которой поднимался густой столб жирного черного дыма, снизу подсвеченного оранжевыми языками пламени. Один из пассажиров «ягуара» с паническим воем катался по асфальту, пытаясь потушить горящую одежду. Двое его товарищей топтались рядом, пробуя помогать. Еще один, шатаясь, брел к обочине, держась здоровой рукой за окровавленное плечо, а пятый неподвижно лежал в сторонке, и пляшущие языки пламени отражались в темной луже, которая натекла из его развороченной осколком головы.
— Вот идиот, — повторил Илларион и бросился к машине.
Под радиатором «волги» темнела огромная лужа, в которую через долгие промежутки грустно падали последние капли охлаждающей жидкости. Мятый капот бессильно задрался кверху, переднее крыло напоминало лист бумаги, скомканный небрежной рукой. Илларион досадливо дернул щекой, словно наяву увидев укоризненный взгляд Мещерякова, и нырнул в салон. Он вынул из бардачка свой бельгийский револьвер и метнулся к «лендроверу», на ходу заталкивая оружие в карман.
Миша уже сидел за рулем, держа ногу на педали сцепления, и, как только Забродов запрыгнул в кабину, с места дал полный газ. Покрышки взвизгнули, оставляя на асфальте черные следы, и «лендровер» с помятым задним бортом стремительно стартовал с места, в считанные секунды оставив поле боя далеко позади.
— Ты что делаешь, бандит? — спросил Илларион, когда немного отдышался. — Ты что вытворяешь, акула шоссейных дорог?
— Это вы про гранату? — невинным тоном поинтересовался Миша, сворачивая на ухабистый проселок.
— Это я про коробку передач, — сердито буркнул Илларион. — Думаешь, я не слышал, с каким хрустом ты включил задний ход? Кстати, а откуда у тебя граната?
— Нашел, — скромно ответил Миша.
— И где же ты ее нашел, если не секрет?
— Не секрет. У вас под капотом, товарищ капитан.
— Какая прелесть, — сказал Илларион и принялся ерзать, поудобнее устраиваясь на сиденье.
Далеко позади, в салоне брошенной посреди дороги «волги», надрывался зуммер радиотелефона — полковник Мещеряков не выдержал и решил поинтересоваться, как обстоят дела.
— К вам начальник технического отдела, — прошелестел селектор.
— Пусть войдет, — сказал Канаш, недовольно косясь на сотовый телефон. Обтекаемая пластмассовая штуковина лежала на матовой поверхности стола и упорно молчала, хотя по идее ей давно пора было зазвонить и поведать ему об успешном завершении операции по устранению этого хама… как его Забродова?
Лысеющий хиппи влетел в кабинет, как новогодняя шутиха. Длинные пряди волос торчали вокруг его плеши, как сухая осока вокруг болотной кочки, стекла очков сверкали, словно за ними были спрятаны не глаза, а сильные лампы.
— Есть! — забыв о субординации, выкрикнул он. — Я их засек!
Канаш не стал спрашивать, о ком идет речь. Молча протянув руку, он выхватил из пальцев начальника технического отдела мятый листок, на котором темнело несколько слов, вкривь и вкось написанных торопливой рукой. Почерк был ужасный, как у всех, кому приходится подолгу просиживать за клавиатурой компьютера. Краем уха вслушиваясь в рассказ лысого хиппи о том, как ему удалось вычислить снова забравшегося в компьютерную сеть «Эры» Чека вычислить, засечь и в считанные минуты выяснить его точное местонахождение, — Канаш разобрался в его каракулях и обнажил зубы в холодной улыбке, больше напоминавшей оскал голодной барракуды.
— Большая Бронная, — сказал он, комкая в руке листок с адресом. — Черт побери! Это же в двух шагах!
— Так я же вам об этом и толкую! — воскликнул лысеющий хиппи. Энтузиазм так и пер из него во все стороны.
Канаш с грохотом выдвинул ящик стола, выцарапал из-под бумаг похожие на лошадиную сбрую ремни наплечной кобуры и, путаясь в пряжках, натянул их на себя. Начальник технического отдела замолчал на полуслове и расширенными глазами, которые казались еще больше из-за сильных линз криво сидевших на его переносице очков, наблюдал за тем, как Канаш втискивает в кобуру огромный черный пистолет.
— Вы… — выдавил он наконец, — вы собираетесь его…
— Пшел вон, — коротко скомандовал Канаш. Ему было не до церемоний. В Австралию, думал он, натягивая на плечи пиджак. В Новую Зеландию. На Бермуды. К черту в пекло, лишь бы подальше от этого дурдома. Его ищут чуть ли не по всей России, а он окопался на Большой Бронной. Сукин сын, подонок!
Лицо начальника технического отдела в один миг вытянулось и побелело, сделавшись похожим на лошадиный череп. Он вскинул голову, всклокоченную и лысую одновременно, странно дернул щекой и вышел из кабинета, стараясь как можно громче стучать каблуками. Это получалось у него не ахти, поскольку обут он был, как всегда, в полуразвалившиеся кроссовки.
«Мочить, — глядя ему в спину, подумал Канаш. — Всех мочить, а этого в первую очередь Слишком много знает. Работник классный, но мне работники, похоже, уже не нужны и вряд ли скоро понадобятся».
О том, чтобы послать за Чеком кого-то другого, а самому остаться в кабинете наедине с телефоном, не могло быть и речи. Почти всех свободных людей он отправил охотиться на Забродова, который чересчур сильно задел его за живое — даже не столько своими пустыми угрозами, сколько тем ленивым, самоуверенным тоном, которым эти угрозы произносились. В данный момент у него под рукой было всего трое необстрелянных новичков, и доверить им ликвидацию Чека и Баландина Канаш просто не мог. С Чеком они, конечно, справились бы, но вот Баландин…
Он хлопнул ладонью по карману брюк, проверяя, на месте ли ключи, и быстрым шагом вышел из кабинета. Секретарша с готовностью приподняла над мягким офисным стулом свой плоский зад, но Валентин Валерьянович даже не взглянул в ее сторону. Пулей проскочив через приемную, он так грохнул дверью, что за дорогими импортными обоями посыпалась штукатурка.
* * *
Троица свободных охранников азартно резалась в «очко» в комнате отдыха. Играли на «кукареку», поскольку играть на деньги Канаш запретил под страхом немедленного увольнения. Ребята в охране были, как на подбор, молодые, горячие, агрессивные, в прошлом спецназовцы, десантники и морские пехотинцы, и в те времена, когда игра на деньги была им еще разрешена, без смертоубийства обошлось только чудом.
При появлении Канаша никто из них не встал, но все три коротко остриженных головы с чугунными затылками разом повернулись к нему. Глядя в широкие румяные физиономии, Канаш невольно вспомнил слово «репа», которым в определенных кругах принято обозначать человеческое лицо. У этих троих были не лица, а именно репы — тупые, румяные, белесые, лишенные какого бы то ни было выражения, словно вылепленные из сырого теста неумелым подмастерьем.