— Это все, что вам надо?
Борис кивнул.
— Хорошо, — сказал Алексей Иванович. — Я даже смотреть не буду, чего вы там набрали. Забирайте и уходите. Только с одним условием.
Вот оно как. Я потер глаза, все еще щурясь от света. Борис красноречиво фыркнул: мол, говорил же я тебе, что этот хрен просто так ничего не сделает.
— С каким условием? — осторожно спросил я, понимая, что Алексей Иванович ждет риторического вопроса.
Ждет, потому что вопрос этот уже можно считать согласием.
Ждет, потому что, как он сам выразился, его совесть болит за всех.
— Ее зовут Ольга, — сказал Алексей Иванович улыбнувшись.
И стало ясно: болеть совесть стала меньше. На один пункт.
На самом деле совести усатого благодетеля стало легче аж на два пункта.
Ольге было лет тридцать, ее дочери — около десяти. Женщина ехала с девчонкой от родителей, проводивших лето на даче, и отключилась в автобусе. Когда пришла в себя, решила, что угодила в аварию. Вытащила дочь из прогнившего салона и едва не попала под раздачу. Неизвестно, что вообразил с перепуга шофер, но Ольге пришлось бежать, чтобы не получить по голове ржавой монтировкой. На шоссе, возле гипермаркета, их с девчонкой перехватил белобрысый Мишка. Отвел к людям, одел, накормил. И, со слов Ольги, положил на нее глаз.
— А у меня муж, — объяснила женщина, когда мы вышли на трассу и терпеливо выслушали ее историю. Легкомысленно пожала плечами и добавила: — Да и какие тут отношения, когда неизвестно что творится.
— Ма, — сердито одернула ее девчонка, поправляя рюкзачок за спиной. — Мишка этот злой. Сама говорила, что злой.
— Злой, — нахмурилась Ольга. И резко сменила тему: — Батя твой дурак, дочь. Он котлет-то пожарить не умеет, а теперь и вообще загнется, если не найдем его.
Ольга была простой, без зауми. Такие остаются серыми в жизни, а когда ситуация выходит из-под контроля, словно бы обнаруживают скрытые резервы.
Такие выживают.
Ольга не была красавицей. Обычная провинциалка, понаехавшая на рубеже тысячелетий в столицу за пристойной жизнью. Практичная, без кукольности и желания понравиться каждому встречному мужчине.
Я покосился на нее. Русые волосы, выбивающиеся из-под оранжевой банданы, славянское лицо, бледноватое и унылое без косметики, щуплая фигурка под синим комбинезоном.
Наряженная в эти дурацкие шмотки из гипермаркета, женщина напоминала рабочую из какого-то старого советского фильма.
А вот девчонка уже была коренной москвичкой — это чувствовалось в ее поведении и манере держаться. Она бодро вышагивала рядом с матерью — держа за руку, но в любой момент готовая отпустить. Пигалица выглядела так, словно не провела сутки в исковерканном неведомым катаклизмом мире, а только что вышла погулять во двор после школы. Временами, правда, из-под напускной уверенности пробивался детский страх, но менялся при этом только взгляд.
Она не боялась того, что творилось вокруг. То ли еще не успела испугаться, то ли не понимала, что все поменялось. Раз и навсегда.
Мне стало не по себе, и я отвел взгляд от шагающей девчонки.
Было в этой парочке что-то потустороннее. Словно они все еще жили там, в минувшем, за невидимой гранью, преломившей время. Вот, идут вроде бы рядом, разговаривают, а протяни руку и поймаешь воздух, потому что между нами — десятилетия…
Ну и мысли лезут.
Небо затянули облака, но жара не спадала. Ноги невыносимо прели в грубых походных ботинках на высокой подошве. Куртку я скинул и затолкал под клапан рюкзака, оставшись в синтетической безрукавке и камуфляжных штанах. Разношенные джинсы пришлось выбросить: места для лишних вещей у нас не было. А вот мобилу выкидывать не стал, сунул в карман. Может, и глупо, но с этим осколком прошлого расставаться не хотелось.
— Значит, муж в городе, и ты к нему топаешь? — поинтересовался Борис, оценивающе поглядывая на Ольгу.
— Ага, — согласилась та не оборачиваясь. — Он же неумеха, пропадет. Только со мной никто не хотел идти, пока вы не появились. Спасибо.
— Еще заходи, — привычно обронил Борис.
Ольга сбилась с шага, повернулась и удивленно посмотрела на него. Не обиделась, просто не поняла.
— Это у него такая присказка, — пояснил я останавливаясь. — Вместо «пожалуйста».
— А, — кивнула Ольга и зашагала дальше.
Борис задержался, провожая ее взглядом и будто бы что-то прикидывая про себя. Мне это сразу не понравилось. Прекрасно знаю такое оценивающее зырканье, брат еще в детстве так на приглянувшиеся игрушки в «Детском мире» смотрел.
— Ты чего задумал? — осторожно спросил я.
— Научить ее муженька котлеты жарить, — пробормотал он и поскреб рыжую щетину на щеке. — Побриться надо.
— Совсем сбрендил? — уточнил я, чувствуя, как холодок тревоги растекается в груди.
Борис, наконец, удостоил меня взглядом.
— Чего?
— Сбрендил, говорю?
— Меня длинная щетина напрягает. Тебя не?
— Да причем тут щетина! — разозлился я и тут же понизил голос, видя, что Ольга с девчонкой притормозили и ждут нас. — Ты чего так на нее пялишься?
— На кого? На эту колхозницу? — Губы Бориса растянулись в гадкую улыбку. — Меня такой наряд заводит. Представь себе.
Я даже не сразу нашелся, что сказать. В конце концов, выдавил:
— Она же с ребенком.
Борис перестал улыбаться. Наклонился к моему уху и шепнул:
— Ты пойми, брат, мне пофиг, с кем она. Я тридцать лет не трахался.
Меня словно ледяной водой окатили. От хриплого шепота, такого знакомого и одновременно очень далекого и чужого, по спине побежали мурашки. Близость этого человека ощущалась на физиологическом уровне, гипнотизировала, как едва слышимое дыхание хищника, подкравшегося к добыче на расстояние последнего прыжка.
В нас же одна кровь. Он дважды спас мне жизнь. Почему же мне так неуютно от его близости?
Борис хлопнул меня по плечу, заставив поморщиться: волчья царапина еще не зажила. Я машинально отступил на шаг и поправил рюкзак.
— Не напрягайся ты так, — подмигнул Борис.
— Не смей, — тихо начал я. — Есть черта, которую…
— Все будет ништяк, — бесцеремонно перебил он и пошел вперед. Театрально провел рукой перед Ольгой и девчонкой в сторону Москвы: — Добро пожаловать, москвичи и гости столицы.
Мы снова зашагали между ржавыми легковушками. В салоны старались не смотреть, но время от времени взгляд непроизвольно падал на истлевшие останки. Девчонку мать как-то умудрялась вести подальше от машин.