— Позвольте представиться: Шмунк Моисей Давидович. Для друзей просто Моня.
— Очень приятно. Кощей Бессмертный. Для друзей просто Ваше Бессмертие.
С официальной частью было покончено, и высокие договаривающиеся стороны приступили к делу.
— Так в какое именно предприятие вы собираетесь сделать вложение? — деликатно спросил Кощей. — У меня, знаете ли, их много, и везде крутятся солидные капиталы.
Он нагло врал. Капиталов у него уже не было, а надежды на успех единственного предприятия — стать властелином мира — таяли буквально на глазах. Он еще никогда не был так близок к полному финансовому и политическому краху.
— Ах, Ваше Бессмертие, я бы с удовольствием субсидировал их все! Но гномы такой прижимистый народ...
— Я помогу вам выбить из них капиталы, — пообещал Кощей. — Есть подозрение, что они занимались приписками, — бессмертный злодей мрачно посмотрел на книгу договоров, — и они мне за это заплатят!
— Ах, Ваше Бессмертие, — Моня закатил глазки, — чувствую, мы с вами завернем такой бизнес, что конкуренты будут в ногах у нас валяться, умоляя дать им мыло и веревку.
— Зачем?
— Чтоб удавиться от зависти.
— Прекрасная перспектива, — расплылся Кощей.
— Я так понимаю, мы их им дадим? — Моня радостно потер руки, чуя, что клиент созрел.
— Нет, мы их им продадим.
— Свои!.. — восторженно простонал инвестор, потом опомнился, тревожно оглянулся по сторонам.
— Что, что такое? — заволновался Кощей.
— Тсс… — Моня приложил палец к губам и тихо прошептал: — Хоть мы оба и принадлежим к народу избранному, предлагаю в целях конспирации на иврите не говорить. Возражений нет?
У Кощея, который на иврите ни бе ни ме, естественно, возражений не было. Он похлопал глазами, сделал вид, что все понял, и, пока инвестор его окончательно не запугал, поспешил задать вопрос:
— И что же нам предстоит предварительно сделать для того, чтобы в итоге начать торговать веревками и мылом, уважаемый Шмунк Моисей Давыдович?
Шмунк замахал руками.
— Моня, просто Моня!
— Пусть будет просто Моня. — Кощей Бессмертный соизволил благожелательно махнуть ручкой в ответ.
— Был я тут недавно у волхвов...
— Мерзкие старикашки! — Благожелательность Кощея как ветром сдуло. Бессмертное лицо начало наливаться кровью. — На всех столбах объявления расклеили!
— Да, — скорбно поддакнул Моня, — зарабатывать на вашей смерти без вашего согласия — верх наглости, я считаю. Только мы имеем на это право!
— Кто это мы?
— Мы! Народ избранный! В данном случае вы и я. На вашей смерти, Ваше Бессмертие, можно сделать сумасшедшие деньги! Это же беспроигрышный вариант! Доверьте это дело мне, и за какие-то жалкие девяносто процентов от прибыли...
— Что?!
— Тсс... — Моня на цыпочках приблизился к Кощею и зашептал в бессмертное ушко: — Финансового директора на оклад сажать нельзя: воровать начнет.
— Какого директора? — опешил Кощей.
— Финансового, — лучезарно улыбаясь, пояснил Моня, — в смысле меня. Поверьте мне, проценты и только проценты! Чисто из уважения к вам согласен на восемьдесят пять...
— Ну-у-у... это несерьезно, — развел руками Кощей. — Больше пятнадцати процентов — даже не заикайтесь!
Моня уважительно посмотрел на хозяина кабинета.
— А за идею?
— За идею могу накинуть еще пять...
Торг за проценты от смерти бессмертного злодея начал набирать обороты.
Клубочек-проводник вел лихую команду Алексея к цели. На этот раз он не петлял, не гонял кругами, честно обходил все болота и находил тропинки даже в самой дикой чащобе. Бояться ему было нечего. Самые несдержанные члены команды во избежание недоразумений были надежно привязаны к горячим скакунам, роль которых выполняли оборотни. На бурные протесты Васьки и Ары Алеша внимания не обращал. Он спешил. Рукоять меча побратима горела огнем, заставляя юношу понукать уже изрядно вымотанных «лошадок». Лес скоро кончился. Перед путниками раскинулась широкая степь без конца и края. Так далеко от дома Алеша еще не забирался. Редкие всадники, которых они обгоняли по пути, широко раскрывали свои раскосые глаза и испуганно шарахались в сторону при виде этой оригинальной четверки. И чем ближе они подъезжали к Искеру — первой цели своего путешествия, указанной в начертанной рукой Яги инструкции, тем этих всадников становилось больше. Кое-кто из них красовался на великолепных шибергамских конях, но, как наездники ни горячили их плетками, угнаться за оборотнями не могли. А вот наконец и Искер — грозный татарский городище, стоящий на черной сопке с высоким зубчатым тыном и островерхими крышами сторожевых башен. Алеша не сомневался: его побратим вляпался в неприятность именно здесь.
— Нам бы обличье сменить, — запаленно прохрипел оборотень под Вано.
Алеша опомнился. Действительно, вряд ли их ласково примут местные кадры при виде таких странных лошадок. Юноша свистнул клубочку, и тот послушно прыгнул к нему за пазуху. Вервольфы немедленно нырнули в лощину. Там, вдали от посторонних глаз, с них сняли отчаянно ругающихся Ваську и Ару, после чего волки с облегчением обернулись дюжими молодцами. Видок у них был, надо сказать, еще тот. Обветренные, исполосованные шрамами лица, не первой свежести рубахи, подпоясанные бечевой, серые, в многочисленных заплатках штаны, аккуратно заправленные в старые, потрепанные лапти, и в довершение картины — узловатые дубинки в руках.
— Н-да... — Алексей почесал в затылке. — Я так понимаю, основная профессия — работники ножа и топора?
— Не, дубинки, — честно признались оборотни.
— Ладно, пока работаете при мне — охранниками будете, а потом… лучше под руку не попадайтесь. Не уважаю ваш промысел. Как вас звать-то?
— Дема.
— Сема.
— Косьян.
— Демьян... это шоб с Демой не пугали.
— Ладно, Демы-Семы. Слушать меня как отца родного, без приказа ни с кем не задираться и помалкивать в тряпочку, — строго сказал Алексей. — За мной!
Выбравшись из лощины, разношерстая команда Алеши влилась в широкий людской поток, двигавшийся в сторону Искера.
— Чегой-то тут затевается, — пробасил Сема.
— Ага, — согласился Дема, — почитай, все улусы в Искер двинулись.
— Татарвы-то скока-а-а.. . — почесал в затылке Косьян.
— Не тока татарвы... вона — остяки топают, вогулы. Кажись, хан Хучум орду собирает, — встревожился Демьян. — Может, на Русь собрался?
— Не, — уверенно заявил Дема, — конных мало, опять же с семьями идут.