— Это что ж такое получается? — возмутилась вдруг Саламандра. — Мне испытания устраивают всякие, а этому пузырю надутому сразу и место возле папы, и должность при посаде. Где ж справедливость?
— Правильно! — поддержал ее Чебурашка. — Пусть докажет сначала, что достоин…
— Справедливо, — закивали головы.
— Не возражаю, — согласился Илья. — Ну и какое испытание ему назначим?
Все задумались.
— Кощею какую-нибудь пакость сделать, — предложил Никита Авдеевич.
— Стибрить у него чего-нибудь, — неуверенно предложила Саламандра.
— Уже было, — махнул рукой Илья. — Кощей теперь настороже. Посылать туда Соловья — все равно что на убой. Да и сколько он туда топать будет? Нет, не пойдет, — забраковал идею капитан. — Вот что, мы так до заката думать будем. Предлагаю принять его в качестве кандидата с испытательным сроком, ну, скажем… сутки. До завтрашнего утра, значит. Покажет себя настоящим бойцом и товарищем — примем окончательно. Ну а нет… — Илья развел руками. — На нет и суда нет.
— Почему нет? — обиделась Левая.
— А мы на что? — напомнила Правая.
— Ежели нет, то мы его того… за милую душу, — облизнулась Центральная.
— Боюсь, Соловей, — засмеялся Илья, — при таком раскладе у тебя есть только один выход.
Какой у Соловья был выход, он уточнять не стал, но петух и Чебурашка при этих словах почему-то задумчиво посмотрели на «бомболюк» под хвостом Горыныча.
— Топай сюда, — приказал капитан. Соловей-разбойник не заставил себя ждать.
Настроение у Ильи было приподнятое. Окончательно протрезвевший, он прекратил душевные самокопания и принял за аксиому: «Я нормальный». А раз так, то:
1. Побратима надо выручать.
2. Посад от Кощея защищать.
3. Кощея, редиску этого, поймать, скрутить, в клетку посадить. Ну а не получится — замочить. Но это только в крайнем случае. Илья все-таки был профессионал и привык проводить операции чисто, бескровно, аккуратно и, желательно, без единого выстрела, что и считалось в его среде высшим пилотажем.
Приключение потихоньку начинало ему нравиться. Особенно команда, растущая как снежный ком, катящийся с горы. Вот только… Илья покосился на длинный ряд ведер, и червячок сомнения закопошился в его груди.
— С аппаратом я, пожалуй, погорячился, — пробормотал он. Заметив, что его отряд настороженно смотрит ему в рот в ожидании команды, команду дал, но не ту, на которую все рассчитывали. — Думать! Что пахану противопоставить можем? Саламандра правильно сказала — он бессмертный. Вот только так ли уж он бессмертен? Гложут меня смутные сомнения. Мне ведь в детстве читали сказочки всякие. Я еще не все забыл. Так, по сказаниям этим, конец у Кощея все же есть… смерть в смысле, — поспешил уточнить капитан. — И хранится она, как правило, не у самого Кощея, а где-нибудь на отшибе. Сундучок, уточка, яичко…
— Рассказывал мне тут один знакомый домовой, — задумчиво протянул Чебурашка, — что хозяйка его на Кощея работает.
— Хозяйка кто? — поинтересовался Илья.
— Яга. Баба Яга.
— Ну и… — выжидательно поднял голову капитан.
— Ну и странно…
— Что странно?
— На Кощея работает, а сама терпеть его не может. Давай совета у нее спросим. Она старушка мудрая. Вон и прабабке Василисы помогла…
— Даст она тебе совет, — хмыкнула Левая. — Метлой по морде. Больше от нее ничего не дождешься.
— Буйная старушка, — подтвердила Правая. — Мы, бывало, Кощея к ней доставим, а сами от избушки подальше… на всякий случай.
— Хлестала она нас тогда здорово, — засмеялась Центральная, явно что-то вспомнив.
— Видно, было за что, — смекнул Илья. — Выкладывай, чем обидели бабульку?
— На ножки ее позарились, — засмеялся Чебурашка, прекрасно знавший эту историю от Гены.
— Бабулькины?! — поразился Илья.
— Избушкины, — вздохнула Левая.
— Аппетитные ножки, — мечтательно сказала Правая.
— Притомились мы тогда, — пояснила Центральная. — Перелет дальний был, аппетит разыгрался…
— Ясно, — засмеялся Илья. — Что же делать? Старушка обижена. Как теперь к ней подкатиться?
— Подарок сделать, — подсказала Саламандра, намекая на свои недавние подвиги.
— А я даже знаю какой, — запрыгал от радости Чебурашка — Кота у нее нет. Любой ведьме кот положен, а у нее его нет. Мышка там одна вконец обнаглела. Ягуся ее боится — страсть, а поделать ничего не может.
— Странно, неужто ей кота достать трудно? — удивился капитан.
— Так в лесу живет, — пожал плечами Чебурашка, — никто к ней не ходит, вот и…
Стеснительный Гена никогда не рассказывал другу о своих мытарствах по ночам, когда ему приходилось отбывать повинность за кота.
— Добро. Будем кота дарить. Теперь вопрос, где его взять?
— Так этого добра у нас на любой мусорной куче полно, — оживился петух.
— Нет! Помойную кошку брать не будем. Нужно что-нибудь элитное, породистое, с хорошей родословной, — отмел предложение воеводы капитан.
— Я знаю! — обрадовался Соловей. — Вон за тем леском, на окраине, котеночек живет. Симпатичны-ы-ый, жуть! Логово у него под корнями горелого дуба, что в прошлом году молнией раскроило. Ежели на Горыныче — так в момент туда и обратно.
— Ну что, Горыныч, порадеешь для общего дела? — обратился к дракону Илья.
— Какой базар, папа! — Горыныч расправил крылья. — Без проблем! Левая схватила за шиворот Соловья и закинула его себе на спину. — Держись крепче!
Подняв тучу пыли, дракон тяжело оторвался от земли и полетел в указанном Соловьем направлении. Летел он как-то странно, неровными зигзагами, чуть не чиркая брюхом по макушкам деревьев.
— Похоже, нашего Горыныча зеленый змий одолевает, — озабоченно пробормотал Илья.
— А мы чем займемся? — полюбопытствовал Чебурашка, косясь на ведра.
— К боевым действиям готовиться будем. Жратву, что со вчерашнего дня не подпортилась, — сюда, ведра с «эликсиром» в горницу.
— Зачем? — ошарашенно спросил петух.
— Трезветь будем. Хмельной воин не воин, а курица мокрая.
— Ты это на что намекаешь, папа? — сердито кукарекнул Никита Авдеевич.
— Не волнуйся, воевода, не на тебя. Ты у нас даже когда без задних нот дрыхнешь — орел, но приказы не обсуждают, а выполняют. Не мне тебе объяснять, что такое воинский долг и дисциплина.
Против этого возразить было нечего. Так как воеводе с Чебурашкой ведра таскать было не с руки, то вся эта работа легла на плечи самого главнокомандующего. Горница быстро заполнялась «эликсиром», содержимое стола перекочевывало на крыльцо.