Они вышли из кафе порознь. Редактор ушел первым, заметно сутулясь и прижимая локтем папку со статьей. Андрей проводил его взглядом, докурил сигарету и отправился домой на метро — его «москвич» снова капризничал, а лечить его хронические болячки у Андрея не было ни времени, ни сил.
По дороге он, как и советовал шеф, основательно запасся продуктами: ему предстояло несколько дней безвылазно просидеть дома, ожидая развития событий. Теперь, когда в игру вступил шеф, занимавшийся журналистикой дольше, чем Андрей жил на свете, можно было ожидать более или менее благополучного исхода всей этой рискованной затеи. Статья, опубликованная в авторитетном издании, наверняка привлечет внимание тех, кому положено заниматься такими делами по долгу службы, и, к тому же, послужит журналисту Карееву чем-то вроде страхового полиса: после публикации тот же Вареный трижды подумает, прежде чем отдать приказ о ликвидации Андрея — все будет явно указывать на него. За первой статьей последует вторая, за второй третья, и так до тех пор, пока от всей этой банды не останется камня на камне. Вероятнее всего, придется пойти на сотрудничество с органами, но разве не для этого он все это затеял? Журналист не может посадить бандита и взяточника в тюрьму, он может лишь крикнуть: «Держи вора!» так, чтобы его услышало максимальное количество людей.
Возвращаясь домой и изнемогая под грузом пакетов с едой, Андрей строил планы. Его основная задача — донести правду до читателей, а как только в дело вмешаются люди в штатском, все каналы утечки информации будут мгновенно перекрыты. Необходимо довести расследование до конца, да и восстановить материалы, отобранные у него бандитами Вареного, тоже не мешает.
Больше всего Андрея беспокоила та ниточка, за которую ему удалось ухватиться два месяца назад и которую сразу же грубо вырвали у него из рук. На одном конце ниточки кривлялся и произносил речи уголовник Вареный, ухитрившийся купить себе новую биографию и мечтавший усесться в мягкое думское кресло. Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Кроме того, существовал второй конец ниточки, терявшийся где-то в заоблачных высотах — именно там, наверху, сидел невидимый кукловод и время от времени дергал за нитку, заставляя Вареного подпрыгивать и издавать звуки, казавшиеся окружающим осмысленными.
Именно этот кукловод интересовал Андрея в первую очередь. Почему-то Кареев сомневался, что люди в штатском рискнут его побеспокоить — скорее всего, у них для этого руки коротки. У него была одна надежда: отыскать того высокопоставленного мерзавца и попытаться дискредитировать его предавая огласке все его странные связи и сомнительные дела. Работа предстояла огромная, и на любом ее этапе можно было запросто свернуть себе шею, но Кареев больше не боялся — он пережил свой страх, как детскую болезнь. Что-то в нем раз и навсегда перегорело в тот самый день, когда сидя в гостиничном номере и наливаясь дешевым вином, он увидел по телевизору репортаж о первом взрыве жилого дома. Теперь он был готов идти до конца — без страха и надежды, просто потому, что был убежден в правильности выбранного пути.
Дома он свалил продукты в холодильник, не утруждая себя разобрать их и разложить по местам. Некоторое время он просто стоял у кухонного окна, глядя вниз и неторопливо куря, потом принялся бесцельно бродить по квартире, трогая предметы и вздыхая. Раньше он любил иногда посидеть дома, ничего не делая. Теперь же, когда ничегонеделание было вынужденным, ему вдруг захотелось действовать: мотаться по городу, встречаться с людьми, узнавать то, чего никто не знает, а потом сидеть за машинкой и слово за словом переносить на бумагу то, что удалось узнать, стараясь подать материал так, чтобы он, наконец, пробил дюймовую шкуру привыкшего ко всему отечественного обывателя и заставил его шевелить извилинами. Бездействие угнетало его, заставляя остро ощущать, как уходит драгоценное время.
В конце концов он решил позвонить Татьяне. Он не был уверен, что Татьяна обрадуется его звонку, но позвонить все-таки стоило: извиниться и попытаться все объяснить — и происшествие двухмесячной давности, и свое бегство, и то, что теперь от него лучше держаться подальше.
Некоторое время он колебался, но потом все-таки снял трубку и набрал номер. Ему ответил смутно знакомый мужской голос, и Кареев, так ничего и не сказав, нажал на рычаг, обрывая разговор: с братом Татьяны он был отлично знаком, и этот голос не принадлежал Игорю Тарасову. Андрей попытался припомнить, кто бы это мог быть, но у него ничего не вышло. Воспоминание ускользало, и в этом не было ничего удивительного: ему приходилось встречаться со столькими людьми, что их голоса и лица давно перепутались в памяти.
Махнув рукой, Андрей Кареев включил телевизор и повалился на диван, приготовившись бездельничать.
* * *
Илларион Забродов озадаченно пожал плечами и опустил трубку на рычаги.
— Кто звонил? — крикнула из кухни Татьяна.
— Некто, пожелавший сохранить инкогнито, — ответил Илларион, возвращаясь на диван.
Татьяна вошла в комнату, неся уставленный тарелками поднос. Илларион сунулся было помогать, но его помощь была отвергнута нетерпеливым взмахом руки, и он снова сел, стараясь не сильно разваливаться, хотя диван очень к этому располагал.
— И что сказал этот таинственный незнакомец? — поинтересовалась Татьяна, ловко сервируя стол.
— Он ничего не сказал, — ответил Илларион. — Услышал мой голос и бросил трубку. Из этого, между прочим, следует, что у меня есть соперник, и сегодня я сорвал его коварные планы.
— Ты сорвал не только его планы, — заметила Татьяна. — Открой бутылку, пожалуйста.
Илларион взял бутылку, внимательно изучил этикетку и, уважительно шевельнув бровями, вооружился штопором.
— Чьи же еще планы я сегодня сорвал, позвольте узнать? — с напускной свирепостью спросил он, завинчивая штопор в пробку.
— Например, мои, — ответила Татьяна.
— Ах, вот как? — возмутился Забродов. — У вас было назначено свидание?
— Нет, — рассмеявшись, сказала она. — Свидание было назначено у нас с тобой. На четыре часа. А сейчас три. Я планировала переодеться и, как положено хорошей хозяйке, накрыть стол до твоего прихода, а не после. А ты застукал меня в халате у плиты. Я тебе этого никогда не прощу.
— Беда, — Забродов вздохнул. — Ну, а если я соскучился?
— Часок мог бы и потерпеть, — сказала Татьяна.
— Сколько можно терпеть?! С самого утра терплю, между прочим. Что я, железный?
— Игорь утверждает, что да.
— Что он понимает, твой Игорь! Во мне нет ни грамма железа. Сплошное химически чистое золото. Отковырять тебе кусочек?
— Непременно, — сказала Татьяна, с трудом сдерживая смех. — Если можно, язык.
Забродов притворно вздохнул и мастерски извлек из бутылки пробку. Разливая по бокалам густую темно-красную жидкость с терпким ароматом муската, он в который уже раз с некоторым удивлением подумал о том, как резко изменилась в последнее время его жизнь.