— Правда. Он написал статью… Я только теперь поняла, что тогда, в августе, те люди, которые на нас напали, пытались предотвратить выход этой статьи в свет. Там написаны страшные вещи, и я боюсь, что он в опасности.
— А почитать можно? — спросил Илларион.
Татьяна сходила в комнату и вернулась, держа в руках газету, сложенную так, что Иллариону сразу бросился в глаза набранный крупным шрифтом заголовок статьи.
— «Власть уркаганская», — вслух прочел он. — Судя по названию, материальчик очень горячий.
Татьяна молча положила перед ним газету, и он погрузился в чтение.
* * *
Закончив, Илларион отодвинул газету в сторону и закурил очередную сигарету.
— А он не мог все это сочинить? — спросил он, сосредоточенно дымя. Ну, пусть не все, но хотя бы часть? Вот здесь, — он твердо постучал пальцем по газетной странице, — он обвиняет неких влиятельных лиц в протаскивании в Думу этого уголовника — как его? Вареного? — и даже в причастности к террористическим актам на территории Москвы. Уж очень хлестко и как-то чересчур актуально.
Татьяна молча покачала головой.
— Вряд ли, — сказала она. — Тогда, в августе, он пытался передать мне собранный материал. Мы всегда так писали: он добывал информацию, а я занималась ее подачей… в общем, обычное разделение труда: мужчина притаскивает мамонта, а женщина превращает эту тушу в элегантные набедренные повязки и питательные отбивные. Потом, его, наверное, сильно напугали…
— Да, я заметил это еще тогда, — сказал Илларион. — Нет, не надо сверкать на меня глазами, я же никого не осуждаю. Страх смерти — это естественный предохранитель, встроенный в нас матерью-природой. Так о чем ты хотела со мной поговорить?
— Мне кажется, ему угрожает опасность, — предположила Татьяна.
— Я думаю, это кажется всем, кто читал его статью, — спокойно ответил Забродов. — Если хотя бы половина из того, что он здесь написал, соответствует действительности, то судиться с ним никто не станет. В статье полно туманных намеков — он что, намерен написать продолжение?
— Не знаю! — почти выкрикнула Татьяна. — Я ничего не знаю, потому что не могу до него дозвониться!
— Ну, это еще ни о чем не говорит, — сказал Илларион, заметно хмурясь. — Умный человек на его месте не подходил бы к телефону, а очень умный не приблизился бы к собственной квартире на пушечный выстрел.
Я надеюсь, что он окажется очень умным, иначе, боюсь, ему и в самом деле несдобровать.
— Я так и знала, — сказала Татьяна, обреченно опускаясь на другой табурет. Она без спроса залезла в лежавшую на столе пачку, вытащила сигарету и неумело закурила, сморщившись от дыма.
— Ты хочешь, чтобы я его нашел? — спросил Илларион. Когда Татьяна прикуривала, у него в мозгу молнией пронеслось воспоминание, но теперь он уже забыл о нем, сосредоточившись на том, что ему предстояло.
— Я не знаю, чего я хочу, — беспомощно сказала Татьяна. — Мне казалось, что ты… ну, что ты знаешь, как лучше поступить в такой ситуации.
— Лучшее, что можно сделать, это вовсе не попадать в такую переделку, — грустно посоветовал Илларион. — Я сам придумал это правило, но почему-то всю жизнь не могу ему следовать. Собирайся, поедем ко мне.
— Зачем?
— Затем, что, как я понял, где Кареев, там и Тарасова. Это во-первых. А во-вторых, почему бы тебе не погостить у меня пару дней? Честное слово, мне будет приятно.
* * *
Была уже глубокая ночь, когда Илларион наконец отыскал дом, в котором обитал журналист Кареев. Снег пополам с дождем прекратился, небо расчистилось, и на Москву упал мороз, прямо на глазах превративший мокрый асфальт в сплошной каток. Илларион вел машину, радуясь тому, что успел заблаговременно «переобуть» колеса, поставив на них зимнюю резину, и время от времени непроизвольно зевал. Дело, которым он сейчас занимался, не казалось ему таким уж важным, и он вызвался нанести поздний визит Карееву только потому, что видел, как волнуется Татьяна. Забродов очень сомневался, что у кого-то хватит ума, написав такую статью, сидеть дома и «ждать гостей». Мысли о Мухе и подозрения в адрес Игоря Тарасова были отодвинуты на задний план. Илларион поймал себя на том, что сделал это с радостью: было очень приятно хотя бы на время забыть о том, что Игорь может оказаться тем самым мерзавцем, за которым безуспешно охотится полковник Сорокин.
Он затормозил напротив подъезда и выбрался из машины. Холод набросился на него, как голодный пес на кость, и принялся хватать за что попало. Илларион засунул руки в карманы и поспешно нырнул в подъезд.
В подъезде было тепло и сумрачно. Забродов нажал кнопку вызова лифта и стал ждать, пытаясь сообразить, что он скажет Карееву, если тот, вопреки логике и здравому смыслу, все-таки окажется дома. Пока кабина лифта, громыхая и повизгивая тросами, спускалась с заоблачных высот, Илларион успел проиграть в уме четыре или пять вариантов разговора и с легкой грустью констатировал, что при любом варианте будет выглядеть идиотом.
Он пожал плечами: лучше живой идиот, чем мертвый журналист, — и вошел в гостеприимно распахнувшиеся двери кабины. Всякий раз, когда ему приходилось пользоваться лифтом, Илларион от всей души радовался тому, что его дом не может похвастаться наличием этого сомнительного блага цивилизации. В кабине отвратительно воняло какой-то дрянью, стенки были сверху донизу исписаны похабщиной, и в треугольном осколке зеркала, чудом уцелевшем в верхнем углу поцарапанной алюминиевой рамки, Забродов увидел свой брезгливо сощуренный глаз.
Кабина остановилась, двери, погромыхивая, разошлись в стороны, и Илларион вышел на площадку.
Здесь, вопреки его ожиданиям, было чисто, на стене рядом с выключателем висел вычерченный от руки график дежурств. Сверившись с этим графиком, Илларион убедился, что не ошибся адресом: Кареев жил именно здесь. Он отыскал нужную квартиру и уже поднял руку, чтобы позвонить, когда заметил полоску белой бумаги, перечеркнувшую щель между дверным полотном и косяком. На бумажке красовались лиловые печати и чья-то неразборчивая роспись.
— Вот так штука, — сказал Илларион. — Опечатано.
В этот момент этажом ниже послышались шаги. Судя по звуку, по лестнице поднимались двое. Спустя мгновение шаги раздались и сверху — еще два человека спускались по лестнице, которая вела на технический этаж. Илларион повернулся лицом к лестнице и стал ждать, неторопливо затягиваясь сигаретой.
Ждать пришлось недолго. Четверо в штатском появились на площадке одновременно, и один из них выкрикнул, направив на Иллариона пистолет:
— Не двигаться! Уголовный розыск!
— Не буду, — пообещал Забродов, — если вы предъявите удостоверение.
— Я тебе сейчас предъявлю удостоверение, тварь! — прорычал один из оперативников и бросился вперед, нацеливаясь заломать безоружного типа в наброшенном поверх вечернего костюма дорогом пальто, выглядевшего, как преуспевающий бандит.