— А взять с него что-нибудь можно?
— Можешь драные штаны забрать, можешь пиджак. Кстати, часы у него остались. Эй, Гетман, дай котлы сюда!
Гетман подполз к решетке и просунул левую руку.
— Отщелкни, — приказал Бородин охраннику.
Тот снял дорогие швейцарские часы, полюбовался на них.
— Небось, противоударные. Наши бы уже рассыпались, а этим хоть бы что! И в воду его окунали, и колотили, а они как новенькие, — Бородин повертел часы в руке, затем защелкнул на своем запястье.
— На хрена тебе вторые? — сказал Свиридов, причем, часы были одинаковые, почти одной и той же фирмы.
— А тебе зачем? — ответил Бородин.
— Дай поносить. Я такие хорошие давно не носил.
— Не могу, — сказал Бородин. — Чурбаков сказал все хвосты прятать. Ни галстуки, ни ремни, ни ботинки — ничего. Все в сейф.
— Ну вот я и положу, — сказал Свиридов.
— Положишь, положишь. Только потом не найдешь.
Так что лучше я сам положу.
— Ну, как знаешь.
Среди общего шума никто не услышал шагов. Лишь только послышался скрежет металлической двери, как все — и пленники и охрана — замолкли. Было слышно даже как капает с потолка вода. В рукотворную пещеру вошел Чурбаков. Он приторно улыбался, словно медицинское светило на обходе в больнице. Он шел вдоль клеток, время от времени останавливался и подзывал заключенных к себе пальцем. Те панически боялись его, но слушались, подходили, как кролики подползают к удаву, заискивающе смотрели ему в глаза.
— Ну как, жалоб нет? — интересовался Вадим Семенович, склонив голову к плечу. — Не обижают вас?
— Никак нет, товарищ начальник! — заученно отвечали узники, хотя по их глазам было понятно совсем обратное.
— Тогда сладеньким вас побалую.
Он доставал резинку «Stimorol» и выщелкивал из обертки подушечки на подставленные ладони.
— Наедку с них, конечно, никакого, но кислотно-щелочной баланс восстановите. А главное — кариеса не будет, потому что нет у меня здесь стоматолога, одни банкиры, да бизнесмены. Человеку плохо станет, так помочь некому будет.
Наконец обход был закончен. Единственный, к кому не подошел Чурбаков, так это Гетман. Его еще предстояло обломать по второму разу и сделать из него послушное животное, которое готово подписать какие угодно бумаги, вывести прописью любые суммы, лишь бы только ему дали кусок хлеба и глоток воды.
— Приятно видеть, когда в камерах порядок, — сказал Чурбаков и тут же увидел блевотину в углу одной из клеток.
Сидевший там мужчина старательно пытался прикрыть ее своим телом.
— А это что такое? Непорядок, нарушение дисциплины. А ну, отойди в сторону! Ну и наблевал ты! Значит, лишнее ешь? Надо тебе пайку укоротить. А то расслабились, как в доме отдыха, как на Канарах. А на работу их сегодня выводили? — обратился он к охраннику.
Тот стал по стойке смирно и отчеканил:
— Так точно, выводили!
— А что делали?
— Таскали каменные блоки из правого угла пещеры в левый.
— А вчера что делали?
— Таскали из левого угла в правый. И воду ведрами вычерпывали.
— Это хорошо, работа всегда на пользу. Отказники были?
— Да. Номер четвертый отказался.
— Так четвертый же неделю тому повесился!
— Мы его номер по второму разу присвоили, не разводить же двузначные цифры?
— Это правильно. А куда труп дели? — Чурбаков говорил, совершенно не обращая внимания на то, что его слышат заключенные.
— В яму положили и известью засыпали. Как наберется полная — зальем бетоном.
— Это правильно.
Чурбаков вышел на середину помещения и обращаясь ко всем, громко сказал:
— Вот видите, что происходит с теми, кто не хочет расставаться с деньгами? А между прочим, уже десятерых ваших товарищей мы отсюда выпустили. Если голова на плечах есть, они себе еще заработают.
Бородин со Свиридовым переглянулись и еле удержались, чтобы не расхохотаться. Они-то точно знали куда отправились те десять бизнесменов, которые под пытками и издевательствами подписали бумаги, которые подсунул им Чурбаков. Да — им на глазах у всех остальных узников выдавали новую одежду, возвращали документы, снабжали деньгами и билетами до Москвы. А затем они оказывались в яме вместе с теми, кто не пожелал подписывать бумаги, доверенности, дарственные. Отсюда из узников еще никто не вышел на свет живым.
— Ладно, ребята, — Чурбаков сладостно потянулся, наслаждаясь своим могуществом, — что-то кости у меня ломят от этой сырости. Я, в отличие от вас, шесть лет просидел в камере пока вы баб трахали, да дорогие коньяки пили.
Вот теперь и уравняемся. Дела нас ждут. Поедем за каким-нибудь новеньким. Расскажет вам, что в столице делается, узнаете почем бакс на межбанковской валютной бирже.
Про котировки вам расскажет. Интересного собеседника получите вместо телевизора. В общем, не грустите.
Уже стоя в металлических дверях, он обернулся и как бы вспомнив, сказал:
— А может, бабу вам привезу. Есть на примете одна, бухгалтер совместного предприятия. Денег наворовала — не мерено. Не подержитесь за нее, так хоть посмотрите.
Дверь со скрежетом закрылась, и Чурбаков вместе со Свиридовым и Бородиным покинули концлагерь для «новых русских», который они в шутку между собой называли не иначе, как Бухенвальдом.
Минут через пять они уже выбрались на тропинку в заброшенной каменоломне и вышли к сосновому лесочку.
— Как хорошо дышится! — Чурбаков погладил ладонью грудь и посмотрел на то самое место, где еще совсем недавно лежали мертвые охранники Гетмана и стояли две машины такси. — Учитесь, как надо чисто работать, — он показал на траву, где не виднелось и капли крови.
Затем достал радиотелефон и вызвал машину. Та показалась минут через десять. Чурбаков сел на заднее сиденье, рядом с ним устроился Свиридов. Бородин оказался рядом с шофером.
Всю дорогу до Калининграда они молчали.
В восемь вечера в дом на Котельнической набережной подъехал роскошный джип с тремя мужчинами в салоне. Первым из машины выскочил Бородин, выскочил легко, пружинисто.
Тут же открыл дверь.
— Вадим Семенович, вот мы и прибыли, — обратился он к широкоплечему, с землистым одутловатым лицом мужчине.
Тот поправил серую фетровую шляпу и степенно ступил на асфальт. Во всем его облике чувствовались уверенность и надежность. Глядя на таких людей начинаешь верить, что ничего неожиданного в этом мире произойти не может. Но эти же люди потом своим поведением умеют переубедить вас в обратном.