— А у нас в Якутии свой есть.
— Вы из Якутии?
— А ты что думал, под Москвой можно алмазов накопать?
Распорядитель вновь замялся.
— Ты когда-нибудь такой видел? У вас когда-нибудь такие в лавке продавались? — и Комбат показал перстень.
Там действительно был бриллиант с большой буквы.
Подобные распорядитель видел только на выставке в Грановитой палате.
— Из моего прииска. В Израиле гранили. Де Бирсу я не доверяю, лопухи они все, хотят присвоить наши якутские алмазы. Вот им! — и Рублев сложил фигу, показав ее в окно, в сторону Кремля. — Мы все держим под контролем, Де Бирс Де Бирсом, а Якут Саха сама по себе. Ладно, мы поехали. Вечером звони. Кстати, как тебя зовут?
Мужчина тоже подал визитку. Комбат не глядя сунул ее в карман.
— До встречи. В общем, подбери что-нибудь этакое.
Не зря же я в Москву летел? Да и грузовой отсек в самолете заказал, так что давай, старайся. Я тебя не обижу, Рублев вообще никого не обижает, кроме, конечно, врагов — своих и отечества. Мальчики, пошли! — Комбат дал отмашку рукой и направился к выходу, с презрением поглядывая на иностранцев, которые приценивались к дешевым иконам и кузнецовскому фарфору.
Уходя, он еще раз взглянул на бронзовую скульптуру нимфы и распорядителю показалось, что сейчас этот крепкий мужик остановится, махнет пальцем и скажет:
«Заверни-ка мне эту бабу. И хорошенько заверни, чтобы не поцарапалась, а мальчики возьмут». Но этого не случилось.
— Так, куда мы едем? — громка, на весь магазин спросил Комбат.
Садясь в машину Альтов сказал:
— Вроде бы вы, Борис Иванович, — все сделали как положено.
— Да меня чуть не вырвало прямо на галстук этому ублюдку. То-то у него глаза заблестели, когда баксы увидел!
— Ну, Борис Иванович, ну. Комбат! — захохотал Подберезский. — Вот уж не думал, что ты такого крутого сможешь изобразить! У меня временами даже дух захватывало.
— Брось, Андрюша, не век же мне бедным быть! Да и дураков не сложно изображать. А вот если бы по-настоящему, если бы там в горах Афгана или на этом долбанном подпольном заводе такой распорядитель, как этот, оказался, он бы, наверное, в штаны наделал. Помнишь, как мы с тобой там шустрили, как этих гавриков в погонах на уши поставили?
— Помню, Комбат, помню. Век бы не вспоминать.
— Брось, Андрюха, ведь в горах еще хреновее было!
Скользко, холод, нигде не спрячешься. А тут сидим в тепле, жрем что захотим, правда, чаю хорошего нет.
Машина у нас, как автобус, телефон и все прочее. Неужели, Андрюха, они на самом деле так живут?
— Кто они?
— Эти самые «новые русские».
— Нет, Борис Иванович, не так. Ты круче их будешь.
— Ты это серьезно, Андрей? Альтов, он не шутит?
— Нет, серьезно, — заулыбался Альтов.
— Ты же у меня дома, Андрюха, сто раз был, водки Сколько перепил, неужели я живу как «новый русский»?
— Ты, Борис Иванович, живешь как бомж.
— Вот и я говорю. А меня не обижай. Альтов, он меня обижает, сейчас мы его высадим и пускай валит к чертовой матери. И в гости больше не позову, и в тир к тебе ходить не стану. И всем ребятам скажу, что ты меня, Андрюха, обижаешь.
Комбат явно вошел в роль и остановить его было уже тяжело. Андрей и Альтов хохотали. А Комбат разошелся до такой степени, что казалось, сейчас нажмет клавишу автоматического стеклоподъемника и начнет разбрасывать, как листовки, баксы на московских улицах.
Но Рублев вовремя остановился. Он перевел дыхание и сразу же сделался угрюмым и сосредоточенным.
— Вези, Альтов, в следующую лавку, может, там кто-нибудь на меня клюнет. Хотя я, честно говоря, думаю, клюнут опять какие-нибудь мелкие бандиты, как в ресторане — мелюзга всякая, а по-настоящему, наверное, ничего не получится. Если только тот хмырь на самом деле своих дружков не обзвонит и они вместе не придумают, как из меня деньги выжать.
— Думаю, обязательно обзвонит, — уверенно ведя машину, сказал Альтов.
— И я думаю. Мужик он прожженный, по всему видать — сволочь. Морда воровская, клейма ставить негде, хоть и под приличного косит.
Еще три магазина объехал Комбат со своими друзьями. Во всех магазинах его появление вызывало вначале шок, а затем восхищение. А провожать Рублева выходила вся обслуга. Совали визитки, раздавали телефоны, хоть Комбат умудрялся не потратить ни доллара, а лишь только показывал пачки, шелестел купюрами, перебрасывал их через плечо и тыкал антенной телефона то в картину, то в колье с бриллиантами, то в какую-нибудь старинную книгу.
Но самым впечатляющим оказалось то, как комбат намеревался купить большое полутораметровое распятие, сделанное из сандалового дерева и инкрустированное перламутром. Весь магазин слушал Рублева, когда он объяснял как повесит распятие над своей кроватью.
«Главное, — импровизировал Рублев, — оно должно висеть так, чтобы женщина не могла зацепить его ногами».
В конце концов распятие тоже не было куплено, но ощупал его Рублев тщательно. Когда ему объяснили, что это очень знаменитая вещь из немецкого готического собора и сделана из ценного дерева, Комбат даже принялся обнюхивать крест. Действительно, распятие пахло пряностями. Комбат засомневался, что оно сделано из сандала и попытался уличить обслугу магазина в том, что его обрызгали одеколоном, натерли амброй. Его пытались как могли разубедить и показали маленького индийского слоненка, тоже сделанного из сандала. Принялись объяснять, что такого же слоненка индусы подарили художнику Рериху.
Слово Рерих для Комбата было такой же загадкой, как и слово «репродукция». Словом, шума в московских антикварных лавках Рублев наделал изрядного. Перемещения и хождения по магазинам заняли почти целый день. Так что вернулся Комбат в свой отель уставший, но довольный.
Ужин он заказал в номер. Малиновый пиджак с золочеными пуговицами успели за день ему опостылеть, а галстук так натер шею, что на ней появилась красная полоса.
— Как у висельника, — шутил Комбат.
В номере он расхаживал в трусах и тельняшке. Ели они все вместе. Чай кипятить самодельным кипятильником Подберезский запретил. Единственным приобретением, сделанным за день, был маленький кипятильник.
Его купили в киоске за один доллар. И то рассчитались не долларами, а русскими рублями. Но этому приобретению Комбат радовался больше, чем если бы он купил распятие из сандалового дерева или бронзовую нимфу с кувшином на плече.
Словом, вечер прошел весело. Настроение Рублева улучшилось и он рассказывал Альтову случаи из своей богатой на всякие приключения жизни. А если Альтов не верил, делал удивленные глаза, Комбат бил в плечо Подберезского и громко говорил: