Пока Чурбаков заговаривал зубы, Свиридов готовил коктейль.
Комбат был готов ко многому. Он вполне мог предположить, что люди Чурбакова набросятся на него и Подберезского, хотя большого смысла в этом не было. Деньги по уговору Чурбаков должен был получить немалые, а захватив их сейчас можно было рассчитывать максимум на несколько десятков тысяч долларов, лежащих в карманах. Такая сумма вряд ли интересовала Чурбакова, не стал бы он ради их устраивать перелет из Москвы на полторы тысячи километров. Сейчас главной задачей Рублева было не спугнуть Чурбакова, не дать ему понять кто на самом деле находится перед ним.
«Добраться бы до „Янтарной комнаты“, договориться о системе расчета и уже потом с Бахрушиным и его людьми затеять заваруху».
Поэтому Борис Иванович особенно и не следил за Свиридовым. А зря. Тот сливал в высокие стаканы томатный сок, водку, делая это виртуозно. Ни один слой не перемешивался, содержимое стаканов оставалось полосатым, как бока зебры, с той только разницей, что зебра черно-белая, а коктейль получался прозрачно-белый и красный. Всего одной секунды Свиридову хватило для того, чтобы подсыпать в оба бокала по щепотке белого порошка, который тут же исчез в густом кроваво-красном томатном соке.
— Вот, пожалуйста, — Павел Свиридов установил стаканы с положенными в них соломинками на поднос и подошел к столу.
— Отрезвляющий коктейль, рекомендую.
— Отрезвляющий с водкой? — ухмыльнулся Комбат, протягивая руку, чтобы взять стакан.
Чурбаков представлял себе, что сейчас самый ответственный момент. Нельзя первому взять безопасный коктейль, иначе может возникнуть подозрение. Он сделал это одновременно с Рублевым. Подберезскому, как охраннику, предстояло воспользоваться тем, что оставалось на подносе.
Может, на какой-нибудь другой коктейль Комбат и Подберезский не купились бы. Но, наверное, у каждого взрослого с томатным соком связаны приятные воспоминания детства, а с водкой — более позднего возраста.
Рублев несколько неумело взял соломинку в пальцы и стал пить, передвигая ее внутри стакана, то заглатывая обжигающе — крепкую водку, то холодный солоноватый сок.
— Странное дело, — приговаривал Чурбаков, — водка, а трезвит. Идеальное сочетание.
— Может быть, — буркнул Комбат.
Он допил и глянул на часы. В его голове потихоньку созревал план.
— Ну что, Андрюша, пора спать. Завтра подъем в семь.
— Я смотрю, вы не меняете старых привычек, — вставил Чурбаков.
— Откуда вам знать какие у меня привычки были в прежние годы? — Борис Рублев поднялся из-за стола.
— Богатые люди не любят вставать рано, а вы, наверное, прежде чем разбогатеть, служили в армии?
— Было дело.
— И как, не тянет вернуться?
— Если бы там платили нормальные деньги, ни за что бы не ушел.
— Вот проблема сегодняшних дней, — Чурбаков внимательно следил за тем, как Подберезский допивает коктейль, — профессионалы в одном занимаются другим — не своим делом.
Бывший генерал-лейтенант умел на время забывать об истинной цели встречи и поэтому временами казался собеседнику неподдельно-искренним. Так произошло и с Рублевым.
«Да, ворюга, но что-то в нем хорошее есть. Генералы — особая порода, — подумал Рублев. — Только вот незадача, где провести грань между жестокостью и требовательностью, желанием хорошо жить и стяжательством?»
Он по-показному зевнул, потянулся и бросил Чурбакову:
— Значит, завтра в семь подъем.
— Отлично. Люблю когда люди спешат дела делать.
* * *
Номер и впрямь оказался хорошо обставленным, окно, затянутое сеткой от комаров, чуть приоткрыто.
Но несмотря на это в комнате было тепло, работал калорифер. Свежее белье, на кроватях расстелены полотенца, в ванной горел свет.
— Ты смотри, обо всем позаботился, — изумился Комбат, увидев, что на стеклянной полочке в ванной комнате лежат зубные щетки в упаковках и тюбики зубной пасты, такие маленькие, что их хватит почистить зубы раза три-четыре, не больше.
Комбат открутил на весь напор воду, переключил смеситель на душ. Шумело так, что расслышать друг друга можно было только приблизив головы.
— Слушай сюда, Андрюха. Ты узнал этого мужика?
— По-моему, да, это генерал-лейтенант Чурбаков.
Комбат приложил указательный палец к губам:
— Говори потише. Думаю, здесь микрофоны понатыканы. Ведь ему теперь важно каждый наш шаг отследить. Как считаешь, что надо делать?
— По-моему, все идет как надо.
— Я тоже так считаю, но представь себе, что испытывает сейчас Бахрушин. Наверное, на ушах стоит. Мы-то знаем где находимся и что с нами происходит, а он нет.
Знает только, что оба мы исчезли, а с кем, куда — загадка. Да еще Альтову ввалит за то, что нас упустил.
— — Нехорошо получилось, — согласился Подберезский, — но телефоны-то тут в пансионате все отключены.
— Должен быть рабочий, — уверенно сказал Комбат.
— Тут особо не полазишь, — прикинул Подберезский, — обязательно кто-нибудь из этих двоих охранников следом увяжется. Да наверное, и еще люди в здании есть.
— Я вот что тебе предлагаю: когда выйдем в номер, ни слова о деле. Попробуешь выбраться через окно.
Этаж второй, спуститься на землю и залезть потом назад можно. Дойдешь до ближайшего поселка и телефон там разыщешь. Позвонишь в Москву Бахрушину, сообщишь где мы и что происходит — в общих чертах. Только не говори о «Янтарной комнате» открыто, а намеками.
Леонид Васильевич мужик сообразительный, поймет.
Подберезский кивнул:
— Хорошо.
— Да смотри, поскорее возвращайся, а я тут если что за двоих отбоярюсь.
Рублев не выключал воду. Вместе они вышли в номер. Теперь разговаривать было небезопасно даже шепотом. Борис Иванович знал какие чувствительные микрофоны существуют на сегодняшний день и незачем зря выдавать свои планы.
Слава богу, рамы в этом пансионате были новые, петли не скрипели и фрамугу удалось открыть настежь.
Но вот сетка — мягкая, металлическая. Порвать такую не представляло особого труда, а вот то, что Подберезский выберется на улицу и потом вернется, следовало сохранять в тайне. И снова пригодился походный перочинный нож Комбата, который служил ему верой и правдой уже не первый год. Лучше всего для текущих целей подошла маленькая вилка на два зубчика. Ею Комбат аккуратно подцеплял шляпки обойных гвоздей, которыми прибивалась сетка, и вытаскивал их из рамы.
«Хорошо хоть стеклопакеты не догадались поставить или денег пожалели», — злорадствовал он в душе.
Вскоре гвоздей насобиралась целая пригоршня и часть сетки Комбат аккуратно заправил между двойными рамами. Во время этой операции он посматривал на улицу. Голые, без листьев деревья, лишь один дуб желтел в свете фонаря. Свет на окно не падал, так что вряд ли кто мог рассмотреть их приготовления.