Елец ожил, оттолкнулся хвостом, подпрыгнул и передвинулся поближе к воде. Проще всего было подтянуть его за леску, которая торчала изо рта. Но то была первая в жизни рыба Алексея Палыча…
Алексей Палыч повалился на бок и попытался накрыть рыбу ладонью. В этот момент она снова подпрыгнула и забилась, приближаясь к воде с каждым движением. Все произошло так быстро, что Гена не успел вмешаться. Алексей Палыч извивался на песке, молотя ладонью по берегу, а рыба уходила.
Этого Веник вытерпеть не мог. Он прыгнул и схватил рыбу у самой воды. Поначалу у него не было никаких дурных замыслов: он просто хотел помочь удержать то, что не имело права убегать от хозяев. Сначала он держал рыбу поперек туловища и преданно помахивал хвостом. Но постепенно язык его ощутил съедобность ельца.
Обычно собаки сырой рыбы не едят. Нормальные собаки и в нормальных условиях. Но кто знает, сколько дней голодал Веник. Да и от ребят ему пока перепало немного. В общем, Веник понимал, что добыча не его, но голод оказался сильнее совести. Слегка отвернувшись, делая вид, что все свершается помимо его желания, он развернул рыбу языком и дослал ее в пасть.
— Отдай! — закричал Гена.
Веник все понял, но выбрал середину. Не проглотил, и не отдал. Конец жилки торчал из пасти; вид у Веника был, как у человека, который набрал в рот воды и почему-то стесняется ее выплюнуть.
— Говорят — отдай! — снова крикнул Гена. — Ты же крючок проглотишь, дурак.
Веник, сжав челюсти, молотил хвостом по земле. Весь вид его говорил о том, что он готов к услугам, но не понимает, из-за чего такой шум. Конечно, тут было что-то такое блестящее… Но куда оно делось? Гена подбежал к собаке и попытался разжать челюсти. Веник заворчал, намекая на то, что дружба дружбой, но лазать руками в рот не положено. Кому какое дело, что у собаки внутри.
— Кусит, — предостерег Алексей Палыч.
— Ну да… — отмахнулся Гена. — Он знает, что не его.
Веник наморщил нос, обнажив клыки. Но хвост по-прежнему совершал дружелюбные колебания. Видно, Веник понимал: тяпнуть-то всегда не поздно, а вот что будет дальше?
Челюсти собаки мелко дрожали, приоткрываясь.
Алексей Палыч потянул за жилку. Но рыба была заглочена головой вперед. Она встала поперек. Веник сделал судорожное глотательное движение, и все вернулось на свои места.
— Тяните за хвост!
Не понимая, но подчиняясь, полагая, что есть какие-то особые приемы извлечения рыбы, Алексей Палыч дернул Веника за хвост. Челюсти сжались, пальцы Гены остались в собачьей пасти.
— Рыбу — за хвост!..
Встав на колени, обхватив одной рукой Веника за шею, Гена снова раскрыл челюсти. Алексей Палыч, мысленно простившись с рукой, сунул два пальца в глубину глотки.
Этого Веник уже не мог вынести.
— Х-ха, — произнес он, и несчастный елец вылетел из его пасти. Веник с укоризной смотрел на своих мучителей. «Ну что, жмоты, — говорил его взгляд, — добились? Жрите теперь сами…»
Гена извлек крючок из многострадального ельца. Теперь елец не то что на уху, и на показ не годился.
— Возьми. — Елец шлепнулся возле собаки.
«Как бы не так, — сказал им собачий взгляд. — Понравилось в пасть лазать…»
Затем Веник задрал над ельцом заднюю ножку и проделал обряд, который в переводе с собачьего означает «если не мне, то и не вам».
Потом Веник удалился. Хвост его уныло болтался.
— Еще будем ловить? — спросил Алексей Палыч.
— Хватит, наверное, — сказал Гена. — Наши уже встают.
— Слушай, Гена, я хочу тебя спросить: как вы готовились к походу? Это, наверное, очень серьезная подготовка?
— Обыкновенная. Сначала теория, потом учились ориентироваться, ходили по азимуту. Весной, на каникулах, были сборы. Соревнования: кто быстрей поставит палатку, разожжет костер…
— В общем, в лесу ориентироваться умеете?
— Элементарно.
— И сумеете выйти куда надо?
— А куда надо? — спросил Гена.
— Вот это и меня интересует.
— На карте было помечено. Только она пропала.
— Тебе это не кажется странным?
— Ничего, — сказал Гена. — Куда-нибудь выйдем. Не маленькие.
— Кто с вами занимался?
— Елена Дмитриевна.
— Вот эта самая?
— Какая же еще? Другой у нас нет.
Расспрашивать дальше о Лжедмитриевне Алексей Палыч не стал. Кажется, копия была сделана на совесть.
— А можно мне вас спросить?
— Пожалуйста, — сказал Алексей Палыч, догадываясь, о чем будет вопрос.
— Как вы к нам попали?
— Просто прибились, как Веник, — попробовал отшутиться Алексей Палыч.
— Я серьезно… — сказал Гена.
— Лже… гм… Елена Дмитриевна нас пригласила.
— Зачем? Раньше она ничего не говорила.
— Знаешь, Гена, — сказал Алексей Палыч, стараясь придать своему лицу самое честное выражение, — твои вопросы вполне справедливы. Но у меня на них нет ответов. Или скажем так: они есть, но лучше бы их вообще не было. Тебя устроит такое объяснение?
Гена пожал плечами:
— Не хотите говорить, не надо.
— А ты спроси у Елены Дмитриевны, — нашелся Алексей Палыч.
Это была неплохая идея. Правду Лжедмитриевна тоже сказать не может, вот пускай сама и выкручивается. Во всяком случае, сочинять для этих ребятишек какую-то легенду Алексею Палычу не хотелось.
— Неудобно, — сказал Гена.
— А у меня удобно?
— Нормально, — сказал Гена, — ребята к вам хорошо относятся, хоть вы и старый.
— Неужели я такой уж старый? — якобы небрежно спросил Алексей Палыч.
— Для такого похода, — уточнил Гена.
Алексей Палыч уже не слегка, а вполне серьезно встревожился, ибо дело касалось проблемы, которой до сих пор он не замечал. Среди своих знакомых он считался вполне молодцом, а в кулеминской бане его даже часто просили: «Подвиньтесь, молодой человек».
— Прости, пожалуйста, — сказал Алексей Палыч, — но я кое-что читал, и мне известно, что Жак Кусто до сих пор ныряет с аквалангом. А ведь ему около семидесяти лет.
— Я тоже читал, — сказал Гена.
— Интересно, — без всякого интереса сказал Алексей Палыч, — а сколько, ты думаешь, мне лет?
— Тоже, наверное, вроде этого.
— А сколько лет твоему отцу?
— Откуда я знаю…
— Странно, — сказал Алексей Палыч. — У вас дома справляются дни его рождения… Наверное, бывают гости… поздравляют… Ведь говорят, сколько ему лет?