— Как-то мне не кажется, что Гривейн большой поклонник польки, — хмыкнул Томас.
— Ясное дело. Это наверняка связано с одним из лежащих в морге тел.
— Так чего просто не поехать туда? – предложил Томас.
— Нельзя. Там убит один из охранников. Весь дом залит кровью, возможно, и труп его там лежит, и одному Богу известно, что натворил там Гривейн после того, как мы удрали. Копы наверняка опечатали дом, и уж наверняка они горят желанием побеседовать со всеми, кто мог там находиться. Я не могу себе позволить застрять в камере для допросов. И Баттерс тоже.
— Так попроси Мёрфи разузнать.
Я стиснул зубы.
— Не могу. Мёрфи в отпуске.
— Ого, — произнес он.
— Я поливаю ее цветочки.
— Ну да.
— Пока она на Гавайях.
— Угу, — кивнул он.
— С Кинкейдом.
Томас споткнулся. Я не замедлил бега.
Он нагнал меня ярдов через сто.
— Ну и сучка.
Я мотнул головой.
— Мне кажется, она хотела, чтобы я уговорил ее не уезжать, — сказал я. – Мне кажется, она за этим ко мне и приходила.
— Так чего ты не уговорил?
— Не сообразил, пока не было уже поздно. И потом, она же не моя подружка. И вообще не моя. Не мое дело говорить ей, с кем ей встречаться, а с кем нет, — я покачал головой. – И еще… я хочу сказать, если бы у нас с Мёрфи и было бы чего, это случилось бы прежде, так? И мне это бы дорого обошлось, знаешь ли. Большая часть моих доходов – это плата за работу на ОСР.
— Надо же, какой ответственный подход, Гарри, — заметил Томас.
— Умнее не усложнять положение.
Секунду-другую Томас хмуро смотрел на меня.
— Ты это серьезно? – спросил он наконец.
— Угу, — я пожал плечами. – Пожалуй, да.
— Знаешь, братец, — сказал он, — порой я глазам своим не верю, как глупо ты поступаешь.
— Глупо? Ты только что назвал это рассудительностью.
— Это относилось к твоим объяснениям, — ответил Томас. – Но не к любви.
— Но между нами нет любви!
— И не будет, — кивнул Томас, — если ты ко всему будешь относиться исключительно с позиций логики.
— Ну, ты-то у нас спец по этой части.
Томас затопал кроссовками по песку с большим ожесточением.
— Я знаю, каково это – терять любовь. Не будь идиотом, Гарри. Не потеряй ее, как это сделал я.
— Не могу я терять того, чего у меня нет.
— У тебя есть шанс, балда, — буркнул он, и мне вдруг показалось, что он вот-вот набросится на меня с кулаками. – А это больше, чем осталось у меня.
Я не стал развивать темы. Мы добежали до конца пляжа и свернули к джипу, остывая на ходу.
— Томас, дружище, — произнес я наконец. – Какая муха тебя сегодня укусила?
— Проголодался, — буркнул он.
— Можем заскочить в «Макдоналдс» или еще куда по дороге домой.
Он злобно оскалился.
— Не так проголодался.
— А-а… — некоторое время мы шли молча. – Но ты же кормился только вчера.
Он усмехнулся, но невесело.
— Кормился? Нет. Та женщина… ничего такого.
— Но вид она имела, словно бежала марафон. Ты же взял от нее чего-то.
— Взял, — буркнул он еще более хмуро. – Но толку от этого чуть. Я ничего от нее толком не взял. И ни от кого не могу. Со времен Жюстины не могу.
— Но пища остается пищей, разве нет? – спросил я.
— Нет, — мотнул головой он. – Не остается.
— Но почему?
— Все совсем по-другому.
— Тогда как?
— Нет смысла объяснять.
— Почему? – повторил я.
— Тебе не понять, — буркнул он.
— Если не скажешь – конечно, не понять, балбес, — возразил я. – Томас, я все-таки твой брат. Я хочу понять тебя, — я остановился и положил руку ему на плечо, с силой развернув лицом к себе. – Послушай, я понимаю, что все идет не так, как нам хотелось бы. Но, черт подери, если ты будешь просто беситься всякий раз, как что-то тебя огорчает, если ты так и не дашь мне шанса понять тебя, мы вообще далеко не уедем.
Он раздраженно зажмурился, потом повернулся и зашагал обратно к кромке воды. Я пошел следом. Он вдруг остановился – так резко, что я едва не налетел на него.
— Пробежимся еще раз? – сказал он. – Прибежишь первым – расскажу.
Я удивленно заморгал.
— Это что еще за детский сад?
Серые глаза его вспыхнули гневом.
— Ты хотел знать, на что это похоже? Обгони меня.
— Бред какой, — произнес я. – Бред бредовый, да и только, — потом пнул Томаса коленкой под зад и припустил по песку со всех ног.
Это почти животное наслаждение – бежать наперегонки. Не случайно дети носятся во все стороны – ради удовольствия. Взрослые, случается, забывают об этом. Я напрягал ноги, еще не отошедшие от долгой пробежки трусцой, но даже так возбуждение от бега разом выкинуло у меня из головы лишние мысли.
Где-то далеко у меня за спиной Томас, чертыхнувшись, поднялся с песка и побежал вдогонку.
Мы бежали сквозь серое утро. Утро выдалось чертовски холодным, и даже здесь, у самой воды воздух оставался сухим. Томас обогнал меня на пару шагов, оглянулся и лягнул ногой песок, бросив горсть его мне в лицо, в глаза. Я вдохнул несколько песчинок и закашлялся, однако все-таки ухитрился ухватиться пальцами за Томасову футболку. Веса во мне больше, чем в нем, и когда я дернул со всей силы, он снова пошатнулся, и я, так и продолжая кашлять, вырвался вперед.
Хуже всего мне пришлось на последней сотне ярдов. Холодный, сухой воздух обжигал горло и легкие, как это бывает только при беге на длинные дистанции. Я свернул с песка на стоянку; шаги Томаса слышались совсем близко за спиной.
Я добежал до джипа, опережая его максимум на четыре шага, шлепнул ладонью по металлической боковине и, задыхаясь, привалился к машине. В горло, казалось, залили расплавленный свинец. Как только я обрел способность шевелиться, я достал из черной поясной сумочки ключи. Ключей у Джорджии на одном кольце оказалось несколько штук, и я тыкал ими в замок по очереди. После третьей неудачной попытки я подавил острое желание выбить окно машины и схватить бутылочку с водой, которую я оставил на водительском сидении. Я все-таки заставил себя пробовать ключи более методично и в конце концов нашел нужный. Я отпер дверь, схватил бутылку, открутил крышку и припал к горлышку губами в надежде унять пожар в горле.
Я сделал первый глоток, и вода показалась мне блаженным питьем из личного кулера Господа Бога. Жжение в горле чуть унялось, но не прошло совсем.