— Почему? – спросил Баттерс.
— Потому, что они ненавидят друг друга, — ответил я. – Как только один из них станет богом, он с наслаждением уничтожит остальных. Скорее всего, первым же делом.
— Ох, — только и сказал Баттерс.
— Вот почему, Томас, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.
Мой брат кивнул.
— Говори, чего.
Я взял чистый лист бумаги, ручку и начал писать.
— Это записка. Мне нужно, чтобы ты отнес ее вот по этому адресу и передал Стражам.
— Я не собираюсь даже близко подходить к Стражам, — заявил Томас.
— Тебе и не придется, — успокоил я его. – Они сейчас в гостинице. Оставишь это внизу у администратора и попросишь передать в этот номер. А потом убирайся оттуда, и быстрее.
— А они поверят записке? – усомнился Томас.
— Я сказал им, чтобы ожидали гонца в случае, если сам не смогу подойти. Им известно про Эрлкинга. Что я попытаюсь отвлечь его. Им необходимо узнать, куда собираются наследники Кеммлера, чтобы нейтрализовать их.
— Пятеро, — покачал головой Томас. – Тех на одного больше.
Я поморщился. Могло случиться и хуже. Рамирес, похоже, мог постоять за себя, однако двое новичков – так мне, по крайней мере, показалось – вряд ли одолели бы любого из наследников или их спутников.
— Как только я разберусь с Эрлкингом, поспешу туда. Ну, и они, все-таки, Стражи, — сказал я. – Думаю, справятся.
— Или погибнут, — поморщился Томас. – Как мне туда добраться?
Я подошел к тумбочке и, выдвинув ящик, рылся в нем, пока не нашел запасные Мёрфины ключи.
— Вот, — я бросил их Томасу. – Ее мотоцикл в сарае.
— Ясно, — откликнулся он, хотя выражение лица его оставалось не самым радостным. – Она не будет возражать, если я угоню ее мотоцикл?
— Ради доброго дела можно, — сказал я. – На улицах сейчас черт-те что, а Стражам нужно выступать как можно быстрее. Валяй.
Томас кивнул, сунул ключи в карман и одел свою кожаную куртку.
— Вернусь как могу быстрее.
— Угу, — кивнул я. – Томас. Для Стражей ты только вампир Белой Коллегии. Если они тебя увидят, тебе не сдобровать.
— Знаю, — бросил он, и в голосе его я услышал нотки горечи. – Если не вернусь к сроку, Гарри… удачи тебе.
Он протянул мне руку, и я пожал ее. Крепко. Должно быть, моя от переживаний сделалась холодна, потому что его рука показалась мне горячей. Потом он кивнул Бобу, Баттерсу и вышел на дождь. Спустя минуту на заднем дворе взрычал Мёрфин «Харлей», а потом он, прохрустев гравием, выехал на улицу и скрылся.
Еще минуту я посидел молча, потом поднялся и пошел к плите. Я достал чайник, наполнил его под краном и поставил на плиту греться. Еще пара минут ушла у меня на то, чтобы найти Мёрфино собрание чаев, и оно оказалось до ужаса обширным. Я хочу сказать, сколько сортов чая нужно человеку в обычной жизни? Впрочем, может, я сужу предвзято: я пью чай с таким количеством сахара, что от его собственного вкуса не остается почти ничего.
Я нашел несколько разовых пакетиков, от которых исходил легкий мятный аромат.
— Чаю? – предложил я Баттерсу.
— С удовольствием, — отозвался он.
Я достал две чашки.
— Что дальше? – поинтересовался он.
— Горячий чай, — сказал я. – Согреемся немного. А потом я пойду во двор и вызову Эрлкинга. Вы не будете выходить из дома.
— Почему? – не понял он.
— Потому, что это будет опасно.
— Ну… да, — кивнул он. – Но почему не выходить? То есть, я хочу сказать, разве это супер-мега-гоблин не может разнести стены к такой-то матери?
— Возможно, он достаточно силен для этого, — сказал я. – Но он не может. Дом защищен порогом.
Баттерс непонимающе уставился на меня.
Я облокотился на тумбочку и попробовал объяснить.
— Порог – это не «порог» в буквальном смысле этого слова, а некоторый энергетический барьер, окружающий дом. Ну… — я нахмурился, подбирая сравнение поудачнее. – Это как если бы дом обладал положительным зарядом. Если внешняя магия хочет войти, ей необходимо сначала нейтрализовать этот заряд. Большим, сильным созданиям из Небывальщины требуется уйма энергии только для того, чтобы оставаться в нашем мире. Как правило, ее не хватает на то, чтобы прорваться через порог и после этого оставаться опасными.
— Как те вампиры? – спросил он. – Которые не могут войти, если вы их не пригласили?
— Примерно так, ага. Если вы пригласили кого-либо, порог его не тронет. Но у остальных магических существ и энергий с ним возникнут проблемы. Это серьезная защита.
— Вашему-то дому она не очень помогла, — заметил Баттерс.
— Я арендую свою квартиру, — объяснил я. – Она мне не принадлежит. Поэтому и энергетика у нее слабее, чем у настоящего, собственного дома.
— А-а… Вот, значит, почему говорят, «мой дом – моя крепость»?
Я чуть улыбнулся.
— «Дом» — понятие растяжимое. Когда история, семья, эмоции, тревоги, радости, впитаны в его дерево, и порог выходит крепкий, надежный. Этот дом принадлежал клану Мёрфи больше сотни лет. Он надежен. Вам здесь ничего не угрожает.
— Но этот тип ведь не вырвется, когда вы вызовете его, — спросил Баттерс. – Правда?
— По моим расчетам, нет. Но если и вырвется, вы-то его ничем не задели. У него не будет повода охотиться на вас.
— Ох, хорошо, — с облегчением произнес он. Потом поморгал и повернулся ко мне. – То есть, мне не хотелось бы, чтобы он охотился и на вас, Гарри.
— Ничего, ничего, — сказал я.
Баттерс кивнул.
— Почему зомби? – спросил он.
— Э?..
— Прошу прощения. Это я тему меняю. Новый вопрос. Почему все эти некроманты используют зомби?
— Не все, — возразил я. – Собиратель Трупов вызывал целую тучу полуматериальных призраков. Привидений.
— Во все-таки человеческих привидений, — настаивал Баттерс. – Зомби тоже выглядят людьми. Почему бы им не высвистеть стаю дохлых крыс? Или, может, полуматериальных комаров? Зачем им люди?
— Ну, — сказал я. – Это связано с тем метафизическим следом, который любое живое существо оставляет после смерти. Что-то вроде отпечатка ноги. Человеческие следы больше, чем у большинства животных, а это означает, оживляя их, можно накачать в них больше энергии.
— То есть, громилы из них лучше получаются, — уточнил Баттерс.
— Именно.
— Как получилось, что за мной Гривейн приходил со свеженькими зомби, а на ваш дом нападал со старыми? То есть, я ведь видел этих тварей совсем рядом, — он поежился. – Судя по одежде, некоторые умерли еще в начале двадцатого века.