– А ты как думал, дурачок? Чего ждешь? Мне не так уж просто далось показать тебе путь к спасению. Так беги же.
– Ты нас спасаешь? – выпалил я и закашлялся. Она вздохнула и закатила глаза.
– Хотя это и причиняет мне такую боль, что этого и не высказать словами – да, детка. Как, скажи на милость, я получу тебя, если позволю этим оглоедам из Красной Коллегии убить тебя? Клянусь звездами, чародей, я считала тебя умнее.
– Ты спасла меня. Значит, ты можешь забрать меня.
– Ну, не такого же, – возразила Леа, деликатно прикрыв нос шелковым рукавом. – Ты сейчас огрызок, а я хочу фрукт целиком. Ступай, отдохни, детка. Мы еще поговорим, и очень скоро.
И с этими словами она повернулась и исчезла.
Майкл вытащил меня из дома. Я помню запах его пикапа – опилок, пота и кожи. Подушка сиденья скрипнула подо мной.
– Сьюзен, – пробормотал я. – Где Сьюзен?
– Я попытаюсь.
Некоторое время я плавал в темноте, ощущая только тупую боль в груди и прикосновение теплой кожи Лидии к моей руке. Я попытался пошевелиться, чтобы посмотреть, все ли в порядке с девушкой, но это требовало слишком больших усилий.
Дверь пикапа отворилась и снова захлопнулась. Зарокотал мотор.
А потом все скрыла блаженная чернота.
Тьма поглотила меня и долго не отпускала. Там, где я плавал, не было ничего кроме темноты, кроме бесконечной ночи. Мне не было холодно. Мне не было тепло. Мне не было никак. Никаких мыслей, никаких снов – ничего.
Это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.
Первой вернулась ко мне боль от ожогов. Из всех травм нет ничего хуже ожогов. Мне здорово опалило правую руку и плечо, и тупое жжение в них в конце концов выдернуло меня из состояния покоя.
Потом к этому добавились все мои разнообразные царапины и ссадины. Я ощущал себя средоточием всех хворей и болячек в мире. У меня болело абсолютно все.
Последней прорезалась сквозь дымку память. Я начал вспоминать, что произошло. Кошмар. Бал вампиров. Детей, которых обманом затащили туда.
И огонь.
Ох, Боже. Что я наделал?
Я подумал о пожаре, о стене огня, протягивавшего жадные руки к вампирам, чтобы затащить их в погребальный костер, в который я превратил всю растительность во дворе.
Ох, черт. Эти дети – они-то оказались совсем беззащитны перед этим. Перед огнем и дымом, от которого и сам-то я спасся лишь с помощью одной из сильнейших заклинательниц-сидхе. Я даже не пытался подумать об этом. Я не задумывался о последствиях, к которым привели высвобожденные мною силы.
Я открыл глаза. Я лежал на кровати у себя в спальне. Я выбрался из постели и доплелся до ванной. Должно быть, кто-то успел накормить меня, потому что когда меня начало рвать, в желудке нашлось что-то для этого.
Я их убил. Я убил этих детей. Моя магия, которая всегда питалась энергией жизни и созидания, обернулась орудием убийства.
Меня рвало до тех пор, пока желудок не свело протестующей судорогой. Как я ни старался, я не мог избавиться от возникавших перед глазами картин. Горящие дети. Горящая Жюстина. Магия определяет человека. Она истекает из самых глубин его души. Вы ничего не добьетесь магией, которой нет у вас в душе.
А я сжег этих детей заживо.
Своей энергией. Своей волей. Своей глупостью.
Я всхлипнул.
Я так и не пришел в себя до тех пор, пока в ванную не вошел Майкл. К тому моменту я лежал, свернувшись калачиком на боку, дрожа под ледяным душем. Все мое тело болело снаружи и внутри. Лицо болело от перекосившей его гримасы. Горло перехватило так, словно меня душили.
Майкл поднял меня так, словно я весил не больше кого-нибудь из его детей. Он вытер меня полотенцем и завернул в мой тяжелый халат. Сам он успел переодеться во все чистое; одна повязка белела у него на руке, вторая – на лбу. Глаза его ввалились немного больше обычного, словно он просто недоспал. Но руки его оставались крепкими, а выражение лица – спокойным, уверенным.
Я медленно приходил в себя. Когда он закончил возиться со мной, я встретился с ним взглядом.
– Сколько? – спросил я. – Сколько погибло?
Он понял. Я увидел в его глазах боль.
– После того, как я вытащил вас двоих, я вызвал пожарных. Они приехали очень быстро, но...
– Сколько, Майкл?
Он со свистом втянул воздух сквозь зубы.
– Одиннадцать тел.
– Сьюзен? – голос мой дрогнул.
Он поколебался.
– Мы не знаем. Одиннадцать – это все, кого они нашли. Они проверяют карточки у дантистов. Мне сказали, жар был такой, что кости почти не похожи на человеческие.
Я горько усмехнулся.
– Почти не похожи. Там ведь было больше детей.
– Я знаю. Но больше никого не нашли. И с дюжину удалось спасти.
– Все лучше, чем ничего. А что с остальными?
– Их не нашли. Официально они пропали без вести. Но... их считают погибшими.
Я закрыл глаза. Хорошенькое же я устроил пекло, если даже кости испепелило. Неужели мое заклятие оказалось таким мощным? Или остальных мертвых просто еще не нашли?
– Не верю, – сказал я. – Не верю, чтобы я мог поступить так глупо.
– Гарри, – вздохнул Майкл, кладя руку мне на плечо. – Нам не дано знать. Ну, не дано, и все. Возможно, они умерли еще до начала пожара. Вампиры ведь высосали их почти досуха, мы сами видели.
– Знаю, – буркнул я. – Знаю. Боже, ну и дурак же я самонадеянный. Только кретин мог явиться туда вот так.
– Гарри...
– А эти бедные, глупые дети поплатились за это. Черт, Майкл, черт, черт, черт!
– Многие вампиры тоже не выбрались оттуда, Гарри.
– Это не оправдание. Даже если бы это смело с земли всех вампиров Чикаго.
Майкл промолчал. Некоторое время мы так и сидели молча.
– Как долго я был в отключке? – спросил я наконец.
– Больше суток. Вы проспали остаток ночи, весь вчерашний день и почти всю эту ночь. Скоро светает.
– Господи, – вздохнул я и почесал щетину на подбородке. Майкл нахмурился.
– Я уж боялся, что вы не придете в сознание. Вы все не просыпались. А везти вас в больницу я боялся. В любое место, где вас зарегистрировали бы. Вампиры могли бы выследить вас.
– Надо позвонить Мёрфи и рассказать ей...
– Мёрфи все еще спит, Гарри. Я звонил сержанту Столлингзу вчера вечером – после того как перезванивал пожарным насчет погибших. ОСР пытался взять расследование в свои руки, но откуда-то сверху поступил приказ вообще не привлекать к этому делу полицию. Я думаю, это все Бьянка со своими связями в городских верхах.