Эбинизер удивленно уставился на меня.
– Чего?
– Того самого. Помнится, в последний раз, когда мы говорили на эту тему, вы считали, что вся эта вонючая шарашка зажравшихся снобов только и думает, как бы подсидеть друг друга.
– Не говорил я такого.
– Еще как говорили.
Лицо Эбинизера опасно покраснело.
– Парень, я бы...
– Да ну, – сказал я. – Валяйте, отвесьте мне плюху или еще чего. Но угрозами от меня мало чего добьешься.
Эбинизер возмущенно фыркнул, еще раз стукнул посохом по земле, потом повернулся и отошел от меня на несколько шагов. Пару секунд он постоял там, бормоча что-то себе под нос. А может, мне это послышалось. Так или иначе, очень скоро это бормотание сменилось плохо сдерживаемым смешком.
Я хмуро покосился на него.
– Эй, – окликнул его я. – Чего такого смешного?
Эбинизер шагнул на незанятое место в противоположном ряду.
– Вот, – ухмыльнулся он. – Что, доволен?
Я не ощутил ни малейшего шевеления энергии, ни единого магического вздоха. Какую бы завесу он не использовал, она была круче всего, что мне до сих пор удавалось достичь. Конечно, в том, что касается магии, я далеко не ас. Я умею кое-что, у меня имеются свои фирменные приемы, но по большей части я действую нахрапом, закачивая в свои заклятия столько энергии, что даже не удивляюсь, когда половина ее пропадает впустую. В общем, с точки зрения магии, я действую как деревенский увалень, и шуму от меня больше, чем толка.
Эта завеса была хороша. Можно сказать, почти идеальна и, во всяком случае, совершенно бесшумна. На порядок лучше тех, что мне удастся сотворить в ближайшие лет десять-двадцать. В тупом потрясении, молча смотрел я на то, как она упала, и два человека, присутствия которых я до сих пор не ощущал, возникли передо мной на ровном месте.
Ближе ко мне стояла женщина ростом больше шести футов. Седые волосы ее были подобраны у шеи в сетку. Она уже облачилась в парадный балахон из черного шелка, почти такого же цвета, как ее кожа. Алому тюрбану вторила нить самоцветов на шее. Она выгнула темную бровь, покосившись сначала на Эбинизера, потом на меня. Голос ее, когда она заговорила, оказался неожиданно низким и сочным.
– Вонючая шарашка? – спросила она. – Зажравшиеся снобы?
– Мэтти, – начал Эбинизер, все еще похихикивая. – Ты же знаешь, как я завожусь, когда речь заходит о политике внутри Совета.
– Никакая я тебе не «Мэтти», Эбинизер МакКой, – огрызнулась она и поверх его плеча уставила взгляд в меня. – Чародей Дрезден, не могу сказать, чтобы меня забавляло ваше непочтение к Белому Совету.
Я задрал подбородок и вызывающе посмотрел на нее, ухитрившись при этом не заглянуть ей в глаза. Не самый простой финт, но при наличии надлежащей мотивации может и получиться.
– Какое совпадение. Я тоже не могу сказать, чтобы меня забавляло ваше подглядывание за мной.
Глаза чернокожей дамы вспыхнули, но Эбинизер вмешался, не дав нам возможности кипятиться дальше.
– Гарри Дрезден, – сухо произнес он. – Знакомьтесь, это Марта Либерти.
Она искоса посмотрела на него.
– Он заносчив, Эбинизер, – решительно заявила она. – Опасен.
Я хмыкнул.
– Как любой другой чародей.
– Ехиден, – продолжала она так, словно я не говорил. – Злобен. Одержим.
Эбинизер нахмурился.
– Сдается мне, у него все поводы быть таким. Ты и прочие Старейшины приложили к этому изрядно усилий.
Марта покачала головой.
– Тебе известно, кем он мог стать. Он представляет собой слишком большой риск.
Я дважды щелкнул пальцами и ткнул себя большим пальцем в грудь.
– Эй, леди. «Он» тоже здесь.
Взгляд ее скользнул по мне.
– Посмотри на него, Эбинизер. Он же совершенно опустился. Вспомни, сколько причинил он разрушений.
Эбинизер сделал два быстрых, сердитых шага к Марте.
– Это когда бросил вызов Красной Коллегии, собиравшейся убить ту девушку? Нет, Мэтти. Не Хосс виной тому, что вышло потом. Это все они. Я читал его отчет. Он выступил против них там, где, черт подери, нельзя было против них не выступить.
Марта сцепила руки перед собой – на фоне ее балахона они казались особенно темными, сильными.
– Мерлин говорит...
– Знаю я, что он говорит, – буркнул Эбинизер. – Мне даже не нужно слушать его, чтоб знать. По обыкновению полуправду, полуложь, и все без сердца.
Долгую секунду Марта молча смотрела на него, хмурясь, потом повернулась ко мне.
– Вы помните меня, мистер Дрезден? – спросила она.
Я покачал головой.
– Все время суда я просидел с завязанными глазами, а то собрание, что созывал Наблюдатель Морган пару лет назад, я пропустил: у меня из бедра пулю вынимали.
– Я знаю. До сегодняшнего дня я ни разу не видела вашего лица, – она в первый раз двинулась с места, с каждым шагом постукивая изящным посохом из какого-то темного, с бордовым оттенком дерева. Я напрягся и заставил себя смотреть на нее, но она не стала встречаться со мной взглядом. Некоторое время она изучала мое лицо.
– У тебя материнские глаза, – произнесла она наконец совсем тихо.
Старая боль шевельнулась во мне. Я едва смог выдавить из себя слабый шепот:
– Я ее совсем не знал.
– Нет. Не знал, – она подняла тяжелую руку и провела ею в воздухе с одной стороны моей головы, потом с другой, словно приглаживая мне волосы, но не касаясь их. Потом снова окинула взглядом с головы до ног, не упустив при этом забинтованную руку.
– Ты ранен. Тебе очень больно.
– Не страшно. Заживет через несколько дней.
– Я не о твоей руке, мальчик, – она закрыла глаза и наклонила голову. Когда она заговорила снова, слова давались ей с трудом, словно губы отказывались произносить их. – Очень хорошо, Эбинизер. Я поддержу тебя.
Она шагнула от меня назад, ко второй фигуре, появившейся одновременно с ней. Я почти забыл о нем и, посмотрев на него внимательнее, понял, почему. Я почти физически ощущал окружавшую его тишину. Его черты, осанка – вообще, все, что его отличало, словно скрадывались этой тишиной, терпеливой и безмолвной словно лежащий под солнцем, под луной камень.
Роста он был среднего – пять футов, восемь... ну, может, девять дюймов. Темные несмотря на возраст волосы он заплел в длинную косицу; кожа напоминала бронзу на солнце. Смотревшие из-под седых бровей темные глаза казались непроницаемыми. Из косы торчало несколько орлиных перьев, на шее висело ожерелье из костей, а на запястье виднелся наполовину скрытый черным балахоном бисерный браслет. Другая рука сжимала простой, не очищенный от коры посох.