Я осторожно кивнул.
– И что за вопрос?
Он поднял руку и черной перчаткой чуть сдвинул тюрбан так, что я увидел отблеск темного глаза и неровно остриженную седую бороду на фоне бронзово-смуглой кожи. Второго глаза я не видел. Лицо его, казалось, то и дело меняется в тени, и мне пришло в голову, что оно изувечено – возможно, обожжено. На том месте, где полагалось находиться второму глазу, блеснуло что-то серебряное.
Он придвинулся ближе ко мне.
– Мэб уже выбрала своего эмиссара? – прошептал он мне на ухо.
Я как мог постарался скрыть удивление, и, как обычно, это вышло у меня плохо. Я увидел в его единственном глазу огонек понимания.
Черт возьми. Теперь-то я понимал, почему Мэб держалась так уверенно. Она с самого начала знала наверняка, что подряжает меня на дело, от которого я не смогу отказаться. При этом она провернула это, не отказываясь от сделки. Мэб хотела, чтобы я взялся за ее дело, и она наверняка была просто счастлива ввязаться в войну сверхъестественных сил, чтобы получить то, что ей нужно.
Собственно, у меня в офисе она только играла со мной – а я-то, дурак, принял все это за чистую монету. Мне хотелось врезать себе со всей силы по лбу. Надо же, деревенский дурачок нашелся!
Так или иначе, смысла врать парню, чей голос решает мою судьбу, я не видел.
– Да.
Он покачал головой.
– Рискованное равновесие. Совет не может позволить себе ни оставить тебя, ни исключить.
– Не понял.
– Поймешь, – он сдвинул тюрбан обратно на лицо. – Я не могу остановить твою судьбу, чародей. Я могу только дать тебе шанс самому избежать ее.
– Что вы имеете в виду?
– Разве ты сам не видишь, что происходит?
Я нахмурился.
– Ну, опасный дисбаланс сил. Белый Совет здесь, в Чикаго. Мэб лезет в наши дела.
– Или, возможно, мы – в ее. Почему она назначила своим эмиссаром смертного, а, юный чародей?
– Потому, что кому-то там, наверху, доставляет удовольствие смотреть на мои мытарства?
– Равновесие, – подсказал мне Привратник. – Все дело в равновесии. Восстанови равновесие, юный чародей. Докажи, что ты достоин своего звания.
– Значит, вы говорите, я просто должен работать на Мэб? – голос мой звучал глухо и отдавал жестью, будто слышался из кофейной банки.
– Какое сегодня число? – спросил вдруг Привратник.
– Восемнадцатое июня, – ответил я.
– А... Ну конечно, – Привратник отвернулся, и шум снова сделался нормальным. Привратник вернулся к остальным Старейшинам, и они заняли места на своих трибунах. Podii... Podia... Чтоб ее, эту латынь с ее склонениями...
– К порядку! – снова рявкнул Мерлин, и в зале не сразу, но довольно быстро воцарилась тишина.
– Привратник, – спросил Мерлин. – Как ты голосуешь?
Темная фигура Привратника молча подняла руку.
– Мы ступили на тропу, теряющуюся во мраке, – негромко произнес он. – Тропу, которая чем дальше, тем опаснее. Поэтому первые наши шаги по ней могут оказаться решающими. Мы должны делать их с осторожностью.
Темное пятно лица под тюрбаном повернулось в сторону Эбинизера.
– Ты любишь этого мальчика, Чародей МакКой, – сказал Привратник. – Ты будешь сражаться за него. Твоя истовость в этом деле достойна внимания. Я уважаю твой выбор.
Он повернулся к Ле Фортье.
– Ты сомневаешься в преданности Дрездена и его способностях. Ты настаиваешь на том, что только порченое семя вырастает на порченой земле. Твои тревоги можно понять – и, если ты прав, Дрезден представляет собой угрозу Совету.
Он повернулся к старой Мэй и чуть склонил голову. Мэй ответила ему таким же легким поклоном.
– Почтенная Мэй, – произнес Привратник. – Ты сомневаешься в его способности использовать свою силу с должной мудростью. Ты боишься, что уроки Дю Морне искалечили его, хоть это и не видно глазу. Твои страхи также заслуживают уважения.
И, наконец, он повернулся к Мерлину.
– Почтенный Мерлин. Тебе известно, что Дрезден принес Совету смерть и прочие угрозы. Ты веришь, что, устранив Дрездена, ты устранишь и угрозу. Твои опасения можно понять, но не принять. Что бы ни произошло с Дрезденом, Красная Коллегия нанесла Совету слишком болезненный удар, чтобы делать вид, будто ничего не произошло. Прекращение нынешней вражды будет лишь затишьем перед бурей.
– Довольно, приятель, – не выдержал Эбинизер. – Говори, как ты голосуешь: «за» или «против».
– Я проголосую в зависимости от исхода Испытания. От проверки, которая либо успокоит страхи одной стороны, либо докажет необоснованность доверия другой.
– Какого еще Испытания? – спросил Мерлин.
– Мэб, – сказал Привратник. – Пусть Дрезден исполнит просьбу Мэб. Это подарит нам помощь Зимы. Если ему удастся это, он докажет безосновательность твоих опасений в его способностях, Ле Фортье.
Ле Фортье насупился, но кивнул.
Привратник снова повернулся к Мэй.
– Если он выполнит эту задачу, это покажет, что он готов принять ответственность за свои ошибки и работать на благо Совета – даже в ущерб собственным интересам. Это успокоит твои опасения: совершать ошибки юности не преступление, но преступление – не извлекать из них уроков. Ты согласна?
Старая Мэй сощурила свои воспаленные глаза, но все же кивнула.
– И ты, почтенный Мерлин. Его успех во многом облегчит наши задачи в грядущей войне. Гарантия прохода через Небывальщину поможет нам получить преимущество над Красной Коллегией, а то и совершенно избежать потерь от ее нападений. Это наверняка докажет преданность Дрездена делу нашего Совета.
– Все это очень мило, – вмешался Эбинизер. – А что, если он потерпит неудачу?
Привратник пожал плечами.
– Тогда, возможно, их тревоги имеют под собой больше основания, чем твое доверие, Чародей МакКой. В таком случае, разумеется, мы придем к заключению, что его производство в ранг полноправного чародея преждевременно.
– Все или ничего? – возмутился Эбинизер. – Так, что ли, выходит? Ты ожидаешь от самого молодого чародея в Совете, чтобы он одержал верх над Королевой Мэб? Над Мэб? Да это не Испытание. Это, черт подери, настоящая казнь. Да он даже не знает, для начала, чего она от него хочет.
Я встал. Ноги мои слегка дрожали.
– Эбинизер, – сказал я.
– Откуда, черт возьми, парню знать, чего хочет эта баба?
– Эбинизер...
– Я не собираюсь спокойно смотреть на то, как вы... – он осекся и посмотрел на меня. И все остальные тоже.
– Я знаю, чего хочет Мэб, – сказал я. – Она приходила ко мне сегодня днем. Она просила расследовать для нее одно дело. Я дал ей от ворот поворот.