– В облаках, – кивнула моя крестная. – Ну, или так, во всяком случае, тебе представляется. Мы покинули мир смертных.
– Значит, это Небывальщина. Феерия?
Она покачала головой.
– Нет, – она снова приглушила голос, словно боялась говорить громко. – Это промежуточный мир. То место, где сходятся, даже накладываются друг на друга Чикаго и Феерия. Чикаго-над-Чикаго, если тебе угодно. То самое место, которое создают Королевы, когда сидхе собираются пролить кровь.
– Создают? – потрясенно переспросил я. – Они создают его сами?
– Даже так, – шепотом отвечала Леа. – Они готовятся к войне.
Я медленно повернулся, пытаясь свыкнуться с этой мыслью. Мы стояли на возвышении, а под нашими ногами раскинулась просторная долина. Я смог различить в тумане очертания берега озера. Чуть дальше угадывалась река.
– Подождите-ка, – сказал я. – Что-то очень уж это знакомо, – Чикаго-над-Чикаго, говорила она. Я мысленно дорисовал образы зданий, улиц, огней. – Но это ведь Чикаго. До ужаса похоже.
– Это его модель, – согласилась Леа. – Слепленная из туч и тумана.
Продолжая поворачиваться вокруг своей оси, я обнаружил у себя за спиной камень – серый, зловещий и разительно материальный среди всей окружавшей его колышущейся неопределенности. Я отступил от него на пару шагов и увидел, что это стол – массивная каменная плита, покоившаяся на опорах, толщиной не уступавших пилонам Стоунхенджа. По каменной поверхности змеились письмена – руны, показавшиеся мне смутно знакомыми. Может, норвежские? Часть их, правда, показалась мне больше похожими на египетские иероглифы. Действительно, они как бы объединяли несколько совершенно разных алфавитов – в общем, были совершенно нечитабельны. Вспыхнула молния, и на мгновение руны засияли что твоя неоновая вывеска.
– Слышал я про это место, – буркнул я, помолчав немного. – Только очень давно. Эбинизер называл это Каменным Столом.
– Да, – прошептала моя крестная. – Кровь дает силу, дитя мое. Кровь, пролитая на этот камень, навсегда становится частью того, кто обладает им.
– Кто им обладает?
Она кивнула, прищурив свои изумрудные глаза.
– Половину года этот Стол принадлежит Зимним. Другую половину – Летним.
– Он переходит из рук в руки, – пробормотал я. До меня, наконец, дошло. – В летнее и зимнее равноденствие.
– Да. Сейчас Столом владеют Летние. Но им осталось совсем недолго.
Я шагнул к Столу и протянул к нему руку. Воздух вокруг него буквально вибрировал, сдавливал мне пальцы, хотя я не чувствовал ничего особенного. Я коснулся поверхности камня, и ощутил заключенную в нем силу – она пульсировала в рунах как электричество в проводах. Эта энергия обожгла меня внезапным, яростным жаром, и я отдернул руку. Пальцы онемели, а ногти двух из них, которыми я коснулся камня, почернели по краям и чуть дымились.
Я помахал пальцами в воздухе и покосился на крестную.
– Погодите, дайте разобраться. Кровь, пролитая на Стол, обращается в силу для того, кто им владеет. Сейчас это Летние. А с завтрашней полуночи – Зимние.
Леа молча кивнула.
– Не понимаю, почему это так важно.
Она сдвинула брови и медленно зашагала вокруг стола, не сводя с меня глаз.
– Стол не просто передатчик энергии, детка. Это трансформатор. Кровь, пролитая на его поверхность, уносит с собой не просто жизнь.
– Власть, – буркнул я. Я нахмурился еще сильнее и скрестил руки на груди, глядя на нее. – Выходит, если на нее пролить кровь, скажем, чародея...
Она улыбнулась.
– В таком случае власть будет сильнее. И вся она сосредоточится в руках той Королевы, что правит Столом.
Я поперхнулся и отступил на шаг.
– Ох...
Леа завершила круг и остановилась рядом со мной. Она опасливо оглянулась, потом посмотрела мне прямо в глаза.
– Дитя мое, – произнесла она чуть слышно. – Если ты переживешь этот конфликт, не позволяй Мэб привести тебя сюда. Ни за что.
По спине моей пробежал неприятный холодок.
– Угу. Ладно, – я тряхнул головой. – Знаете, крестная, я все еще не допер, что вы пытаетесь сказать мне. Почему этот Стол так важен?
Она махнула рукой сначала налево, потом направо – в сторону двух холмов, возвышавшихся по обе стороны равнины. Я посмотрел в одну сторону, и взгляд мой странно затуманился. Я попытался посмотреть на другую вершину, и это повторилось еще раз.
– Ничего не вижу, – признался я. – Там какая-то завеса или что-то в этом роде.
– Ты должен это видеть, если хочешь понять.
Я медленно втянул воздух сквозь зубы. Чародеи способны видеть то, что недоступно взгляду большинства людей. Это свойство называется Внутренним Зрением, или Третьим Глазом, или уймой других названий. Используя Зрение, чародей видит действие магических сил. Заклятья напоминают вязь неоновых огней, завесы – тонкий экран. Зрение чародея показывает вещи такими, каковы они на самом деле, и это зрелище как правило не из приятных. То, что вы видите своим Внутренним Зрением, остается с вами навсегда. Хорошее или плохое, оно всегда свежо в вашей памяти, словно вы видели это только что. Помнится, впервые я увидел своим Внутренним Зрением одного древесного духа. Мне было тогда четырнадцать лет, и образ этот до сих пор стоит у меня перед глазами – маленькое, словно из мультяшки существо, наполовину гном, наполовину белка.
С тех пор я видал вещи и страшнее. Куда страшнее. Демонов. Заблудшие души. Истерзанных мукой духов. И все это до сих пор со мной. Правда, видал я вещи и прекраснее. Раз или два я видел существ такой красоты и чистоты, что хотелось плакать от восторга. Вот только жить после каждого такого опыта чуть труднее – эмоции накапливаются.
Я стиснул зубы, закрыл глаза и осторожно отворил Зрение.
Я даже пошатнулся, с такой силой навалились на меня ощущения. Облачный пейзаж был буквально пронизан магическими энергиями. С южного холма струились лучи зеленого и золотого света, расцвечивающие пейзаж полупрозрачными цветами и побегами, столь яркими, что я не мог смотреть на них, не прищурившись.
С противоположной стороны струились холодные голубые и серебряные кристаллы – медленно, но неотвратимо как сползающий с горы ледник. Где-то они продвигались вперед быстрее, где-то таяли, но особенно неотвратимо продвигались они вдоль извивающихся по дну долины рек.
Сами противоборствующие силы держались пока ближе к вершинам холмов и казались отсюда точками света, ослепительными как крошечные солнца. Я едва различал, скорее, угадывал очертания стоявших за ними существ, но даже этого было слишком много для моих чувств. С одной стороны истекало тепло, оглушительный жар, почти лишавший меня возможности дышать без боязни вспыхнуть заживо. С другой – холод, жуткий и всепоглощающий холод, от которого цепенели члены. Эти ощущения нахлынули на меня – прекрасные и ужасные разом, столь оглушительные, что я рухнул на колени и всхлипнул.