Он вел нас сквозь туман, перелетая дерева на дерево. Довольно скоро деревьев стало больше, и мы вступили в настоящий лес. Земля под ногами сделалась мягче, а воздух – влажнее. Ворон каркнул еще раз и скрылся из вида.
Я внимательно посмотрел ему вслед.
– Слушай, видишь в той стороне огонь?
– Да. Наверное, тебе туда.
– Отлично, – я сделал шаг в ту сторону. Элейн поймала меня за руку.
– Гарри! – резко произнесла она.
Она кивнула в сторону теней, сгустившихся том месте, где навалились друг на друга два упавших дерева. Только я начал различать там неясный силуэт, как тот шевельнулся и двинулся в нашу сторону, так что я смог разглядеть его целиком.
Единорог напоминал коня-тяжеловоза – из тех которых вывели таскать тяжеленные повозки вроде фургонов с пивом «Будвайзер». В высоту он достигал футов девяти, если не больше. У него были широкая грудь, тяжелые копыта, навостренные вперед уши и длинная морда.
На этом его сходство с тяжеловозом кончалось.
У него начисто отсутствовала шерсть. Все тело его покрывал гладкий, скользкий на вид панцирь из хитиновых пластин цвета, варьировавшего от темно-зеленого до угольно-черного. На его острых копытах запеклась кровь. Завитый спиралью рог рос из середины лба фута на три в длину. Конец его был зловеще острым; там и тут на нем виднелись ржавые потеки. Еще два закрученных как у барана рога поменьше росли по сторонам головы. Глаз у него не было вообще – на том месте, где им полагалось бы находиться, виднелся только гладкий хитин. Чудище тряхнуло головой, и я заметил болтавшуюся до самых ног гриву из паутины.
Здоровенная бабочка вылетела из тумана совсем рядом с мордой единорога. Чудище с неожиданной легкостью повернулось и мотнуло мордой. Конец спирального рога пронзил бабочку; единорог злобно стряхнул ее на землю и растоптал тяжелым копытом. Потом фыркнул и не спеша скрылся в тумане между деревьями.
Элейн тревожно оглянулась на меня.
– Единороги, – успокаивающе сказал я. – Очень опасны. Ты идешь первой.
Она заломила бровь.
– Ладно, не настаиваю, – кивнул я. – Охрана?
– Наверняка, – согласилась Элейн. – Как нам миновать его?
– Может, взорвать к чертовой матери?
– Соблазнительно, – заметила Элейн. – Только не уверена, что мы произведем на Матерей благоприятное впечатление, укокошив их сторожевую собаку. Может, лучше завесу?
Я покачал головой.
– Не думаю, чтобы единороги полагались на обычные чувства. Если я ничего не путаю, они улавливают мысли.
– В таком случае, тебе нечего бояться.
– Ха-ха, – мрачно сказал я. – Очень смешно. Держите меня двести рук. Нет, у меня план лучше. Я пройду мимо, пока ты будешь отвлекать его.
– Чем? По части девственности я, боюсь, немного опоздала. И эта тварь не очень похожа на тех единорогов, которых я видела у Летних. Он… гарцует как-то по-другому.
– Мыслями, – пояснил я. – Они улавливают мысли, и их влечет к себе чистота. Ты всегда умела концентрироваться лучше меня. Теоретически, если ты будешь держать в голове образ, он сосредоточится на нем, а не на тебе.
– Думать о чем-нибудь крутом? Классный план. Спасибо, Питер Пэн ты наш.
– Имеешь предложить что-нибудь лучше?
Элейн мотнула головой.
– О'кей. Попробую вывести его вон туда, – она махнула рукой в сторону цепочки деревьев. – Если у меня получится, иди и не мешкай.
Я кивнул. Элейн зажмурилась, и выражение лица ее смягчилось. Она выждала мгновение и медленно двинулась вперед, к деревьям.
Единорог вынырнул из тумана футах в десяти перед Элейн. Он фыркнул и ударил копытом по земле, разбросав комки дерна. Потом медленно, осторожно двинулся вперед.
Элейн протянула ему руку. Он испустил странное, булькающее урчание и понюхал ее. Продолжая двигаться все так же медленно, словно во се, Элейн повернулась и пошла вдоль деревьев. Единорог шел шагах в двух за ней, и кончик его рога покачивался в нескольких дюймах над ее правым плечом.
Они прошли так несколько шагов, прежде чем я увидел, что план не срабатывает. Поведение единорога изменилось. Он прижал уши к черепу, остановился, переступая с ноги на ногу, и, наконец, поднялся на дыбы и приготовился броситься вперед, нацелив конец рога в спину Элейн.
У меня не оставалось времени даже на то, чтобы предупредить ее. Я поднял правую руку с зажатым в ней жезлом, бросил в него всю имевшуюся у меня под рукой энергию и выкрикнул: «Fuego!»
Огонь – алая лента пламени и жара – сорвался с жезла и метнулся к единорогу. Впрочем, у меня была уже возможность проверить, как впечатляюще действует моя магия на огра Грума, и у меня не имелось ни малейшего желания наступать на эти грабли второй раз. Поэтому я целился не в самого единорога, но в землю у того под ногами.
Струя огня вырыла в земле трехфутовую ямищу. Единорог взвизгнул и мотнул головой, пытаясь сохранить равновесие. Обычная лошадь наверняка опрокинулась бы, но единорог каким-то образом устоял и впечатляющим – футов сорок, не меньше! – прыжком перелетел подальше от воронки. Приземлившись, он описал полукруг и направился прямехонько на меня.
Я бросился к ближайшему дереву. Единорог бежал быстрее, но дерево росло совсем рядом, и я нырнул за него.
Единорог не сбавил скорости. Его рог ударил в сухой ствол и пронзил его как масло. Я отпрянул, но даже так кончик рога успел оцарапать мне левую руку, а отлетевшие от ствола щепки больно ударили меня в грудь и живот. Впрочем, мне некогда было думать о боли. Я выступил из-за дерева, взялся за посох обеими руками и с размаху врезал единорогу по задней ноге.
Обычно лодыжка – уязвимое место у лошади. Как выяснилось, у единорога она еще нежнее. Потусторонняя скотина испустила дикий визг и забилась, силясь вытащить застрявший рог. Это ей удалось, и она крутанулась, метясь рогом в меня. Я отбил его конец посохом и отскочил вправо, чтобы единорог не придавил меня своим весом. В ответ тот припал на передние ноги, извернулся и ударил задними копытами, целя ими мне в голову. Я перекатился по земле, вскочил и бросился за следующее дерево. Единорог повернулся и двинулся ко мне, обходя дерево. С его разинутой пасти капала пена.
Элейн выкрикнула что-то, и я, повернув голову, увидел, как она подняла правую руку, а из одетого на нее браслета выпорхнул рой ослепительно-ярких мотыльков. Крошечные огненные точки устремились к единорогу и окружили его мерцающим облачком. Один из них пролетел совсем рядом со мной, и мои чувства на мгновение словно выключились, сменившись чужими: я иду по тротуару в стоптанных туфлях, солнце светит прямо у меня над головой, в животе – приятное предчувствие скорого обеда, в нос бьет запах раскаленного асфальта, а где-то невдалеке смеются и плещутся в воде дети. Воспоминание – наверное, Элейн. Я отшатнулся и отмахнулся от мотылька, приходя в себя.