– У тебя все так прибрано, – сказала она. – И от одежды пахнет кондиционером. Ты никогда раньше не пользовался кондиционером.
– А, это... – Не скажешь же ты человеку, что за твоим домом присматривают фейри. Тебя просто сочтут психом. – Ну, у меня тут, типа, прибирают.
– Я слышала, ты слишком занят, чтобы прибираться сам, – сообщила Сьюзен.
– Ну да... Зарабатываю на жизнь.
Сьюзен улыбнулась:
– Я слышала, ты спас мир от какого-то проклятия. Это правда?
Я побарабанил пальцами по банке.
– Типа того.
Она рассмеялась:
– И как же ты типа спас мир?
– Ну, в гринписовском смысле слова. Если бы я облажался, мог бы случиться неслыханный природный катаклизм... правда, не уверен, что кто-нибудь заметил бы серьезные изменения еще лет тридцать или сорок: климатические изменения не происходят быстро.
– Звучит жутковато, – сказала Сьюзен. Я пожал плечами:
– Если честно, меня больше заботило, как спасти свою задницу. Остальной мир уже во вторую очередь. А может, это я просто циничнее стал. У меня сильное подозрение, что я не дал фейри разнести все к чертовой матери только для того, чтобы это сделали мы сами.
Я снова сел в кресло, мы открыли банки и некоторое время пили молча. Мало-помалу мое сердце перестало стучать слишком уж громко.
– Мне тебя не хватает, – буркнул я наконец. – Кстати, и твоей редакторше тоже. Она мне звонила недели две назад. Сказала, твоя статья не пришла в срок.
Сьюзен кивнула:
– Это одна из причин, почему я здесь. Я ей обязана многим – просто письмом или звонком не отделаешься.
– Увольняешься? – спросил я. Она кивнула.
– Нашла новое место?
– Типа того, – отозвалась она, смахивая рукой прядь волос с лица. – Я не могу пока рассказать тебе всего.
Я нахмурился. Сколько я помнил Сьюзен, она всегда сгорала от страсти раскопать правду и поделиться ею с другими. Да и сама ее работа в «Волхве» стала результатом упрямого нежелания закрывать глаза на очевидные для нее вещи, пусть остальным они и казались ерундой. Она относилась к той редкой породе людей, которые умеют остановиться и задуматься о разном, даже о диком, сверхъестественном, а не отмахиваться от этого. Это и привело ее в «Волхв». И именно благодаря этому мы с ней встретились и познакомились.
– У тебя все в порядке? – спросил я. – Ты не попала в беду?
– В общем и целом – нет, – сказала она. – Но ты попал. Потому, Гарри, я и приехала.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я здесь, чтобы предостеречь тебя. Красная Коллегия...
– Послала Паоло Ортегу бросить мне вызов. Знаю.
Она вздохнула:
– Но ты не знаешь, во что ты ввязываешься. Гарри, Ортега – один из самых опасных ноблей Коллегии. Он их военный предводитель. С начала войны он убил с полдюжины стражей Белого Совета в Южной Америке, и это он разработал и провернул то нападение в Архангельске в прошлом году.
Я привстал. Кровь отхлынула от моего лица.
– Откуда ты это знаешь?
– Я же репортер, Гарри. Откопала.
Я покрутил в руке банку «колы», хмуро глядя на нее.
– Какая разница? Он предложил дуэль. Честный поединок. Если он это серьезно, я приму вызов.
– Тебе нужно знать еще кое-что, – сказала Сьюзен.
– Что именно?
– Точка зрения Ортеги на эту войну не пользуется особой популярностью в Коллегии. Ее разделяет только узкая правящая прослойка. Большинство же тешит себя надеждами на бесконечное кровопролитие. И еще – им очень импонирует идея войны, которая смела бы Белый Совет. Они считают, что, если им удастся раз и навсегда избавиться от чародеев, в будущем им больше не придется прятать свою сущность.
– Но какое это имеет отношение ко всему?
– Подумай хорошенько, – сказала Сьюзен. – Гарри, Белый Совет тоже не в восторге от этой войны. И если у него будет удобоваримый повод положить ей конец, он так и поступит. В этом и заключается план Ортеги. Он убивает тебя, и Белый Совет предлагает мир. Красные даже пойдут на кое-какие уступки, Белый Совет закрывает глаза на смерть одного из своих – и все. Конец войне.
Я зажмурился.
– Но откуда ты...
– Гарри, Гарри! Я же сказала: я репортер.
Я нахмурился до боли во лбу.
– Ладно, ладно. Ну, в теории выглядит не так уж плохо. Мне нравится – все, кроме средней части. Согласно которой мне положено умереть.
Она слабо улыбнулась:
– Большинство Красных предпочло бы сохранить тебе жизнь. Пока ты дышишь, у них остается повод продолжать войну.
– Пусть подавятся, – буркнул я.
– Они попытаются предотвратить дуэль. Мне показалось, тебе стоит знать.
– Спасибо. Я...
Тут в дверь постучали – довольно громко. Сьюзен вздрогнула и распрямилась, не выпуская из руки кочерги. Я поднялся чуть медленнее, выдвинул ящик из-под столика у кресла и достал пистолет, который держу дома, – старый, здоровый «Каллаган – Грязный Гарри» весом в семьдесят пять тысяч фунтов. Еще я достал оттуда шелковый шнур в ярд длиной и повесил его на шею так, чтобы в любой момент мог сдернуть.
Я взял пистолет обеими руками, навел ствол на дверь и взвел курок.
– Кто там?
– Скажите, Сьюзен Родригез здесь? – спросил из-за двери после секундной паузы глухой мужской голос.
Я покосился на Сьюзен. Она выпрямилась еще сильнее, взгляд ее сердито вспыхнул, но кочергу поставила на место, рядом с камином. Потом махнула мне рукой.
– Убери пушку. Я его знаю.
Я опустил револьвер, но убирать не стал. Сьюзен подошла к двери и отперла ее.
За дверью стоял самый невыразительный тип из всех, что мне приходилось видеть. Роста в нем было пять футов и девять дюймов. Волосы заурядного каштанового цвета, глаза – столь же заурядно карие. Одежда – джинсы, коричневый пиджак и поношенные кеды. Лицо... про такие лица обычно нечего сказать: они непривлекательны, но и не отталкивают и стираются из памяти, стоит взгляду переместиться в сторону. Он не производил впечатления ни силача, ни хиляка, ни умного... вообще никакого.
– Что это ты здесь делаешь? – спросил он у Сьюзен без всякого вступления. Голос его оказался не выразительнее внешности – волнительный, как мотоциклетный выхлоп.
– Я же предупреждала, что собираюсь поговорить с ним, – сказала Сьюзен.
– Могла бы просто позвонить, – возразил он. – Вовсе не обязательно было встречаться.
– Привет, – произнес я по возможности громче и шагнул к двери. В сравнении с мистером Никаким я был почти великаном. К тому же в руке я держал здоровенный пистолет – правда, дулом вниз. – Меня зовут Гарри Дрезден.