– А он писать не умеет, – сказал он. – И читать тоже.
Он даже азбуки глухонемых не знает.
Илларион крякнул и почесал в затылке.
– Как же он с людьми-то общается?
– Да никак не общается, – сообщил участковый. – Отец его как-то понимает, а остальные ему без надобности.
Он людей-то, можно сказать, не видит.
– Только через прорезь прицела, – предположил Забродов. – Что-то я тебя не пойму, товарищ старший лейтенант. Что-то ты, брат, крутишь.
– А нынче все крутят, – уклончиво ответил участковый. – Вот и я тоже кручу, чтобы от народа не отстать.
Он зачем-то потрогал свои усы, словно проверяя, не отклеились ли они, и с тоской поглядел на графин. На Забродова он старался вообще не смотреть – похоже, вид Иллариона был ему неприятен и вызывал у него непонятное раздражение.
– Ничего не понимаю, – признался Илларион. – Ты пойми, командир, я, конечно, ни на чем не настаиваю и права качать не собираюсь, но как-то это все странно. У тебя по участку бродит какой-то, извини меня, полоумный с обрезом, притом не с охотничьим, а с нарезным, и палит из этой штуки в людей. Ну хорошо, сегодня он в меня не попал, а завтра?
Вот замочит он кого-нибудь – будешь тогда знать, как вола вертеть. Обрез у него отобрали, так он за топор возьмется.
Незаконное хранение оружия плюс злостное хулиганство – это, брат, по минимуму. А ты его, похоже, покрываешь. Пускай тюрьма не для него, он там действительно коньки отбросит через полгода, но есть же, в конце концов, психиатрические лечебницы. По-моему, там ему самое место.
Участковый снова вздохнул.
– Машина ваша сильно пострадала? – спросил он, снова переходя на «вы».
– Да в общем ерунда, – сказал Илларион. – Фару придется заменить. В креплении фары тоже дырка, но это пустяк. Хорошо, что ствол укорочен, убойная сила меньше.
Пальни он не из обреза, а из той же берданки в ее, так сказать, первозданном виде, блок цилиндров бы мне продырявил, а это уже был бы абзац.
– Разбираешься, – с непонятной интонацией произнес участковый. – Военный?
– Был.
– А теперь? По коммерческой части, наверное?
– С чего это ты взял?
– Машина у тебя уж больно крутая. Джип. На военную пенсию такую не купишь.
– Ах, вот оно что! – сказал Илларион. – Машина! Новых русских не любишь, начальник?
– А кто их любит, кроме проституток? Ездите тут, житья от вас нет нормальным людям…
– Можешь расслабиться. Эта машина ненамного тебя моложе, а повидала она побольше твоего. У нее в бортах дырок от пуль больше, чем на твоей рыжей шкуре веснушек.
Илларион намеренно грубил участковому. Этого типа нужно было как-то расшевелить. А с другой стороны, на кой черт ему, Иллариону, это сдалось – шевелить этого поселкового шерифа? Уходить отсюда надо было, вот что. Заканчивать поскорее эту бодягу и уезжать ко всем чертям. Зря он сюда приехал. Сдуру приехал, надо это откровенно признать.
Захотелось ему, видите ли, чтобы хоть раз все было как положено, по закону. А закон, как известно, что дышло – куда повернул, туда и вышло… Вот и в новые русские записали, сподобился. Как говорил один знакомый Забродова, за мои же пряники я же и педераст…
– И где же это твоя машина дырок нахваталась? – спросил участковый. Нехорошо спросил, зло, и рыжие его гляделки теперь смотрели не на графин или, к примеру, в окошко, а прямо на Иллариона, и прищурены они были так, будто участковый не просто смотрел, а целился. – Дырки, – продолжал участковый, – они разные бывают. Пару-тройку дырок и на разборке можно поймать.
– На разборке, точно, – сказал Илларион. – С арабами. И еще с афганскими «духами». Вот как засвечу сейчас тебе промеж глаз, образина ты рыжая, узнаешь тогда, какие бывают разборки.
– А получится? – спросил участковый.
Он, похоже, был не из обидчивых. «Слава богу, – подумал Илларион. – Хоть одно положительное качество».
– Еще как получится, – сказал он. – Вякнуть не успеешь, как окажешься в своем сейфе вместе с другими вещественными доказательствами. Ну, чего смотришь? Давай, задерживай меня за оскорбление при исполнении служебных обязанностей, ты же только об этом и мечтаешь! Или тебе для полноты картины нужно, чтобы я оскорбил тебя действием?
Жить я ему, видите ли, мешаю!
Участковый вдруг хмыкнул и откинулся на спинку стула. Стул протестующе скрипнул.
– Я срочную в Афгане тянул, – сказал он неожиданно спокойно. – Джелалабад, Кандагар, Кабул… Десантура. А ты?
– Не твое дело, – вежливо сказал Илларион.
– Ясно, – сказал участковый. – То-то я смотрю… Помню, один винтокрылый нам рассказывал, как его с экипажем «духи» в горах прихватили. Вертушку «стингером» подбили, окружили со всех сторон… Думали, все, кранты, а потом объявился какой-то черт на «лендровере» и вытащил их оттуда буквально за задницу. Отвез километров на десять от того места, высадил из машины и укатил. Дела, говорит, у меня, а вы, мужики, вон туда ступайте, там наши. И фляжку свою им отдал.
«Да, – подумал Илларион, – я тогда без этой фляжки сам чуть не загнулся. Насилу дотерпел до ручья-. Надо же! А мир-то и вправду тесен».
– А ты, часом, про того парня не слыхал? – спросил участковый.
– Откуда? – удивился Илларион. – Я новый русский.
По коммерческой части.
– Все крутят, – повторил участковый и опять вздохнул. – Слушай, сколько твоя фара может стоить? Это я к тому, что если бы тебе, скажем, ущерб возместить, так ты, может, заявление писать не станешь?
– Вот что, друг, – сказал ему Забродов. – Ты дурака-то не валяй! При чем тут ущерб? Ущерб этот я как-нибудь переживу, а тебе он, боюсь, не по карману. Ты мне объясни, что за цирк у вас тут творится! Этот парень что же, так и будет из леса по людям стрелять?
– Да не стрелял он никогда по людям, – скривился участковый. – Только по машинам.
– Час от часу не легче, – сказал Илларион. – Так это что же, не в первый раз? Ты что, старлей, совсем обалдел?
– В третий, – признался участковый. – А что я сделаю?
Говорить с ним, сам видишь, бесполезно, обрез он где-то прятал – уж я искал, искал… Да разве там найдешь? Но теперь-то уж все, – он похлопал ладонью по обрезу. – Теперь Петька наш угомонится. За обрез тебе, кстати, спасибо. И вообще… Ты когда его сюда привел, я сразу подумал: эге, а мужик-то непростой, раз сумел Петруху в лесу выловить! И обреза не побоялся… В общем, выручил ты меня, если честно. А то у меня из-за этого черта немого сплошные неприятности. Народ-то не тебе чета, пугаются люди, заявления пишут. Вон, видал: джип «Мицубиси-паджеро», сумма нанесенного ущерба – двести пятьдесят долларов США; джип «Исудзу-труп.., труппер».., черт, язык сломаешь.., сумма ущерба – сто двадцать долларов США…