Эта обоюдная радость послужила отличной основой для ровных, приятельских взаимоотношений. Папа Май убедился в этом, неожиданно столкнувшись со знакомым оперсосом в кафе, куда заскочил перехватить чего-нибудь на скорую руку, и испытав при встрече с ним неожиданно теплое чувство, чуть ли не восторг, как будто встретил друга детства.
Они с большим удовольствием раздавили на двоих бутылочку коньяка, поболтали о пустяках и расстались, довольные друг другом. Папа Май предложил оперсосу денег – просто так, на всякий случай. Тот деньги не взял – тоже, надо полагать, на всякий случай. Это, опять же, было хорошо: папа Май сохранил свои бабки, а опер с Петровки – свою чистую совесть, или, вернее, то, что от нее еще осталось. Как говорится, на развод…
Болтали они, как уже было сказано, о пустяках. Но абсолютных пустяков не бывает. Все в этом мире относительно, и то, что кому-то кажется пустяком, не стоящей выеденного яйца мелочью, для кого-то может составлять весь смысл существования. Папа Май осознал эту простую истину, сидя на заднем сиденье своего джипа, куря облегченную сигарету с двойным фильтром и рассеянно разглядывая стриженый затылок сидевшего за рулем Рыбы. Выпитый коньяк плескался у него в желудке, распространяя по всему телу приятное тепло, как будто папа Май проглотил электрическую грелку; дым тонкой извилистой струйкой тек с тлеющего кончика сигареты и убегал в приоткрытое на два пальца окно, добавляя малую толику к синеватому облаку смога, висевшему над городом; в динамиках квадрофонической системы бренчал, звенел, хрипел и завывал Розенбаум, любимый певец папы Мая, – словом, все было хорошо, все было в кайф, и вот тут-то папу Мая и осенило.
– Рыба, – сказал он негромко, как следует все обмозговав, – давай-ка домой. Только не сразу домой, а сначала к Ал. – К Букрееву, в общем.
– А в офис? – удивился Рыба.
Майков не поленился привстать и ощутимо ткнул разговорчивого водителя кулаком в затылок. Затылок у Рыбы был круглый, упругий и колючий, как платяная щетка.
– Ну, чего? – проныл Рыба, втянув голову в плечи.
– Ты когда уразумеешь, что, если я сказал «домой», значит, надо ехать домой, а не устраивать тут думские дебаты? До тебя когда дойдет, баран ты пучеглазый, что ты не советник, не визирь и не заместитель мой, а просто водило?
Вот выгоню на хрен, будешь пьяным лохам в такси объяснять, куда им лучше ехать – на вокзал или сразу в вытрезвитель…
– Ну вот, – пробормотал Рыба, – чуть что, сразу «выгоню, выгоню»… Чего я сделал-то? Ты же сам в офис собирался. Если бы ты забыл, а я тебе не напомнил, ты же потом меня за яйца повесил бы.
– Не «ты», а «вы», – остывая, сказал Майков. Рыба был прав, да и настроение у Майкова сейчас было не то, чтобы тратить время на перебранку с водителем. – Будешь хамить – так и сделаю. Сначала за яйца повешу, а уж потом выгоню. Планы у меня изменились, понял? Надо мне с Букреевым срочно повидаться.
– Ты смотри, Андреич, – не удержался от очередного совета болтливый, как все водители, Рыба, – поосторожнее с ним. Алфавит – мужчина конкретный. Схавает тебя вместе с твоей фирмой и даже не подавится. Не люблю я этих блатных. Знаешь, на кого они похожи? На динозавров. Не понимают, что их время давно прошло, и все пыжатся, все перьями вертят, волынами во все стороны тычут: мы, мол, в законе, а вы зато говно, беспредельщики, вам всем бубну надо выбить. Я в следственном изоляторе на них насмотрелся! Тупые, наглые, ни хрена не понимают и понимать не хотят… Короли, блин! Рассядется такая вот гнида на шконке и командует: ты, фраерок, парашу вынеси, ты пол подмети, ты песню пой, а ты танцы танцуй. А я спать буду…
– Рот закрой, – лаконично оборвал Майков излияния пострадавшего от произвола блатных Рыбы. – А то я решу, что они тебя там опустили. Не хватало мне еще пидора за рулем.
Рыба обиженно замолчал. На перекрестке он стал в крайний левый ряд и, когда на светофоре зажегся желтый свет, ухитрился лихо развернуться перед носом у встречных автомобилей. После этого он газанул и помчался в сторону дома, провожаемый нестройным хором возмущенных гудков.
Майков снова откинулся на спинку сиденья и попытался еще раз трезво все обдумать. Впрочем, думать тут было не о чем. Судьба неожиданно дала ему в руки козырь в опасной игре с Алфавитом. Сотрудничество сотрудничеством, но Алфавиту не помешает знать, что его новый партнер в курсе некоторых его не совсем пристойных делишек. Вот именно. Были бы дела, а то – делишки… Перед людьми бы постеснялся, вор в законе!
Это с одной стороны. А с другой, если Алфавита вовремя предупредить, что под него копают, он этого не забудет. Даже если придется ему, не приведи господи, когда-нибудь стрелять папе Маю в затылок, он и тогда, наверное, вспомнит: а ведь этот паренек мне когда-то здорово помог. И выстрелит именно в затылок, а не в колено или, там, в позвоночник. Чтобы, значит, хороший человек попусту не мучился…
"Ну, дела, – подумал папа Май, озадаченно качая головой. – Ну, блин, дела! Нет, верно говорят, что все коллекционеры немного сдвинутые по фазе. И тут уж неважно, что именно человек коллекционирует: золото, старинное оружие, картины или этикетки со спичечных коробков. Или вот, как Алфавит, плодовые деревья. Тут важно одно: коллекционирование – это болезнь, и, когда имеешь дело с коллекционером, об этом всегда следует помнить. Не дай бог, скажем, у Алфавита в саду на землю харкнуть или, боже сохрани, бычок под дерево бросить. Ведь замочит, наверное, на месте и под этим самым деревом закопает, псих ботанический. Не-е-ет, ребята, меня теперь в эту компанию калачом не заманишь! Ну, достал я эти черешни. С трудом достал, и, кажется, орлы мои чего-то там, в Брянске, наколбасили. А зачем? Ни жарко мне от них, ни холодно, а так… Никак, в общем. Ну, умыл я Букреева, показал ему черешни, а он мне в ответ яблоню свою показал…
Дальше чего? Ананасы у себя на клумбе разводить? Кокосы в открытом грунте выращивать? Груши по два килограмма весом? Так я их терпеть не могу, эти груши, у меня от одного их вида понос Начинается. На хрена мне все это сдалось? Со скуки? Так я лучше баб коллекционировать буду, с ними веселее, чем с деревьями. А черешни эти по осени отдам Алфавиту – типа, в подарок. Комплимент скажу: дескать, только вы способны оценить по достоинству, а я уж как-нибудь обойдусь…
А на место этих черешен дурацких я канадские ели посажу, по четыре косаря за саженец. И круто, и выглядит солидно, как на Красной площади-"
Молчаливый тип, карауливший ворота усадьбы Букреева, отлично знал джип папы Мая, но открыл все равно только после того, как созвонился с хозяином. Папа Май не обиделся: Алфавит есть Алфавит. В его положении при всех его плюсах есть и свои минусы. Например, приходится все время беречься. Мало ли кто к его воротам на соседском джипе подъехал! Мало ли сколько там, внутри джипа, стволов и гранатометов…
Наконец стальная пластина ворот заскользила по направляющим. Не дожидаясь, пока она откроется до конца папа Май выпрыгнул из машины и сказал Рыбе:
– Езжай домой.
Рыба с недовольным ворчанием дал задний ход и укатил.