Гений!

Он рыдал перед гением. Рыдал от благодарности за то, что было ему показано. Мастер-класс, задающий направление его собственным патетическим наброскам и черновикам. Он должен начать сначала. Как только вернется домой, он закроет крашеное пространство грязными бинтами, прежде чем нанести на стены и потолок своей комнаты новые раны. А потом он опять придет сюда, будет возвращаться ночь за ночью, чтобы напоить себя страхом и научиться запечатлевать то, что действительно бродит по улицам города. Его паршивая комната превратится в храм нового возрождения. Он будет работать, пока не свалится с ног, пока не запечатлеет уничтожение всякой личности и нарастающее до тошноты потрясение от увиденного.

Сет подполз на четвереньках к ближайшей двери, открыл ее и увидел освещенные тусклым красноватым светом из коридора стены, увешанные новыми чудесами под длинными полотнищами. Ему хотелось одновременно блевать, эякулировать и мочиться. Переживание было слишком сильным. Это мерзкое лекарство следует принимать осторожно, небольшими дозами, иначе он лишится последних крупиц рассудка, необходимых для того, чтобы воплотить в масле собственные видения.

Сет заглянул в дверной проем следующей комнаты, той, что напугала его во сне, и остановился: на всех стенах между зачехленными картинами висели красивые высокие зеркала. Он сейчас же понял, что, если смотреть слишком долго, от здешних образов, скрытых покрывалами, у него остановится сердце или наступит паралич. Поэтому Сет поднялся на ноги и развернулся, отчаянно желая выбраться из места, где к нему взывали картины. То был оглушительный шум, какофония. Все они хотели, чтобы он посмотрел на них, затерялся между ними. Однако прежде чем убраться из зеркальной комнаты, Сет заметил какое-то движение, уловил краем глаза.

Нечто трижды, перемещаясь с нечеловеческой быстротой, всплывало из глубин коридора отражений, созданного противолежащими зеркалами, но исчезало, стоило Сету обернуться. Слишком стремительное, чтобы за ним поспевал взгляд, оно либо растворялось, либо уходило обратно в глубь отражения, либо просто стиралось из его изможденного разума, который видел то, чего нет.

В комнате никого не было. Никого, столь же высокого и тонкого. С закрытым лицом, так же туго обмотанным чем-то красным. Наверное, Сет видел себя на фоне красных стен. Стен цвета убийства, смыкавшихся вокруг.

Сет выскочил из квартиры. Он протер глаза и отлепил от спины влажную рубашку, затем закрыл входную дверь и запер ее. Портье направился к лестнице, но, не успев спуститься, остановился, не в силах двинуться с места, — двери комнат шестнадцатой квартиры захлопывались одна за другой.

Восход начал прогонять из города непроницаемую тьму, рассеивать и ломать пронзительный ночной холод, и даже слабый проблеск дневного света больно ударил Сета по глазам. Тяжело волоча усталые ноги, он втащился по лестнице на второй этаж «Зеленого человечка».

Обычно, возвращаясь с ночной смены, Сет входил в комнату и сразу валился на неприбранную кровать, забирался под отсыревшие простыни и проваливался в небытие. Но только не сегодня. Сегодня у него есть работа.

Несмотря на синяки и болезненную ломоту, все еще сохранившиеся после побоев, Сет так и светился вдохновением. Он уже много лет не испытывал ничего подобного, полностью захваченный идеями и образами, и вот теперь он твердо вознамерился запечатлеть их, пока они не испарились из сознания.

Выйдя из шестнадцатой квартиры, Сет немедленно уселся за стойку портье и заполнил набросками два альбома. Его покрытые синяками руки затупили несколько карандашей. Он рисовал как будто на автопилоте, испещряя лист за листом контурами и фрагментами того, что успел повидать.

Теперь придется потрудиться, чтобы воссоздать все это на стенах своей комнаты. Нельзя даром терять время. Желание творить может снова его покинуть, вероятно, даже на годы, если он не отдастся искусству без остатка и прямо сейчас. Сама его воля и те силы, какие еще сохранились в поврежденных мышцах, связках и сухожилиях, должны оставить здесь свой след. Прямо на стенах.

Пространство у кровати и над выцветшей батареей Сет уже замарал, в спешке передавая впечатление от тех мерзостей, какие встречал на улицах Лондона. Однако он не может отказываться от линии, от совершенства линии. Тот художник из шестнадцатой квартиры сохранял ее нетронутой за хаосом красок и яростностью мазков. Сет это видел.

Поэтому его робкие потуги на собственных жалких стенах необходимо замазать чем-то черным, гладким и крапчатым, чтобы создать ощущение некоего бесконечного расстояния. Вот тогда можно будет начать сначала, снова и снова экспромтом возвращаясь к холсту, пока он не будет удовлетворен и уверен, что сумел передать дух шедевров из шестнадцатой квартиры. Он должен воссоздать то потрясение, неохватность и полное вовлечение зрителя в сюжет, пережитый им самим. Он обязан овладеть стилем. Однако же образы будут его собственные.

Ему требуется пространство. Стол, стулья и гардероб затрудняли движения всю ночь после того, как его избили, когда он топтался под стеной, пытаясь выразить, передать на выцветших обоях впечатление от тех звериных рож.

Кровать можно оставить. Отныне и впредь ему придется спать урывками. Часок здесь, часок там. Не больше. Он не желает даром терять время, когда все его тело наэлектризовано, когда кончики пальцев, даже на ногах, так и зудят, желая поскорее запечатлеть образ, который не должен погибнуть или стереться из памяти.

Подумать только, когда-то он стыдился похожих мыслей, стеснялся гротескного видения мира. Он так хотел походить на других, считал свою повышенную впечатлительность проклятием, лишающим его реальной возможности обрести счастье. Никакое это не проклятие. Он благословлен. Точно так же, как был благословлен тот художник из шестнадцатой квартиры. Ему даровано откровение, тогда как альтернативой служит рутинная жизнь и ненужный комфорт. Он наделен божественным прозрением, тогда как в обычных глазах отражается лишь приукрашенная иллюзия, поверхностное восприятие вещей. Ему выпал один-единственный шанс привнести смысл в свое существование, обрести цель; передать впечатление от того, что он начинает видеть в этом городе. Что он научился видеть, то есть был научен неведомым наставником.

Сет не хотел размышлять о том, почему и каким образом установилась эта невероятная связь. Он не мог позволить себе задавать вопросы об источнике ее происхождения, целях и значении. Связь просто существует, она вернула его обратно из мира мертвых. Эти ночи сумели его пробудить. Они встряхнули, заставив очнуться и осознать, что все неважно, кроме новообретенного откровения, возможности созерцать открывшееся взору, и во сне, и наяву. Искусство. Он станет жить только ради творчества, и не имеет значения, сколь велика будет его жертва и его потери.

От одной мысли, что он вернется в тот красный коридор, сдернет покровы с творений, кошмарных и волшебных, у Сета по коже бегали мурашки. Но при этом он ощущал такую радость, что содрогалась душа.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Телефонную трубку на другом конце линии сняли немедленно.