— Похоже, у него вдруг аккумулятор сел, Люций. И лифт испортился.
Коротышка поймал телефон и хмуро, неодобрительно посмотрел сначала на него, потом на Мёрфи.
— Ясно.
— Лейтенант Мёрфи, позвольте представить вам Люция Глау, моего личного советника и юриста.
Мыш напрягся, когда Глау повернулся к Мёрфи и уже внимательно посмотрел на нее своими лягушачьими глазами. Что-то его заметно насторожило, потому что коротышка-юрист издал неопределенный звук.
— Мой клиент арестован? — спросил он.
— Нет, — ответила Мёрфи. — Разумеется, но...
— Тогда я вынужден настаивать на том, чтобы этот разговор был прекращен, и немедленно, — заявил ей Глау.
Для своего роста держался он чертовски уверенно. Он встал рядом с Крейном, как бы заслоняя его от Мёрфи. Она опустила руки, чуть разведя их в стороны, и я увидел, как скользнул ее взгляд вниз, на пол, и обратно, оценивая дистанцию. Напряжение возросло еще на пару градусов.
— Мы просто говорили, — заверила Мёрфи Глау. Я видел уже такое выражение ее лица, и не раз — как правило, после этого она выхватывала пистолет. — Самым милым и дружелюбным образом.
— Как я уже сообщил и ФБР, и ведущему это дело полицейскому детективу, мой клиент находился в своем номере всю ночь, так что не является свидетелем того, что произошло. Более того, он узнал об этом, только спустившись утром к завтраку. — Голос Глау звучал профессионально ровно; взгляд выпученных лягушачьих глаз оставался совершенно непроницаемым. У меня возникло впечатление, что с этим выражением лица он делает абсолютно все — и ест мороженое, и топит щенков. — Дальнейшие контакты могут быть расценены как покушение на права личности.
— Люций, Люций, — вмешался Крейн, выставив руку между ними. — Право же, вы слишком резко реагируете на самую что ни на есть ерунду. — Он ослепительно улыбнулся Мёрфи, и голос его сделался еще бархатнее. — Прошу нас извинить. Люций работает на меня довольно давно, и ему приходилось иметь дело с нежелательными людьми, пытавшимися занимать мое время. Уверяю вас, я ни в коем случае не расцениваю внимание такой потрясающей женщины как покушение на мои права.
На мгновение взгляд Мёрфи оторвался от Глау, и она изогнула свою золотую бровь.
— Правда?
— Честно, — ответил Крейн: прямо-таки образчик современной галантности. — Люций, несомненно, переживает за мой напряженный график на сегодня, да и мне не хотелось бы разочаровывать поклонников, пришедших на встречу со мной, опоздав к началу выступления. — Говоря, он покосился на Жабеныша. Жабеныш чуть отступил от Мёрфи. Крейн кивнул ему и снова повернулся к ней. — Но, может, вы не будете против, если я угощу вас позже... сегодня вечером, например? В знак извинения?
Мёрфи колебалась, что ей обычно не свойственно.
— Ну... не знаю... — пробормотала она.
Продолжая улыбаться, он протянул ей руку.
— Если у вас еще будут ко мне вопросы, я с удовольствием отвечу на них тогда. Прошу вас, нет, я просто настаиваю — в подтверждение моей искренности. Мне бы ужасно не хотелось, чтобы у вас сложилось обо мне превратное мнение.
Мёрфи чуть настороженно посмотрела на него и подняла руку.
Не знаю, как мне удалось одолеть разделяющее нас расстояние с такой скоростью, но я положил руку ей на плечо и слегка сжал его прежде, чем она успела его коснуться. Она застыла и опустила руку.
Крейн сощурился, глядя на меня; рука его так и оставалась протянутой к Мёрфи.
— А это кто?
— Гарри Дрезден, — представился я.
Крейн тоже застыл. Не так, как застывают люди — моргая, чуть покачиваясь, пытаясь восстановить равновесие. Он застыл, будто труп или пластиковый манекен, и не произнес ни слова.
Как искушенный, опытный следователь я сделал из этого вывод, что имя мое ему знакомо.
Жабеныш громко сглотнул, и взгляд его выпученных глаз метнулся ко мне. Мне показалось, он разом сделался на пару дюймов ниже... а может, сгорбился немного.
Он тоже меня узнал. Черт, вот она, слава.
Мыш снова зарычал — тихо-тихо, едва слышно.
Взгляд Жабеныша метнулся к собаке, и глаза его расширились. Он оглянулся на Крейна.
Мгновение-другое никто не трогался с места. Крейн и Мёрфи продолжали улыбаться своими профессиональными улыбками. Жабеныш оставался похожим на жабу. Я изображал скучающий вид. Но сердце мое забилось сильнее, потому что инстинкты подсказывали: до открытого насилия рукой подать.
— Тут полно свидетелей, Дрезден, — произнес Крейн. — Вы не можете броситься на меня. Это увидят.
Я склонил голову набок и задумчиво прикусил губу.
— Вы правы. А вы знаменитость. Это классная возможность для рекламы. Я не появлялся на телевидении со времени того шоу у Ларри Фаулера.
Выражение его лица изменилось, улыбка сделалась холодной, жесткой.
— Вам не положено открывать себя миру.
Я ухмыльнулся ему в лицо.
— Как вернетесь к себе в номер, возьмите «Желтые страницы» и почитайте. Я там есть. В разделе «Чародеи».
Жабеныш снова сглотнул.
— Вы с ума сошли, — сказал Крейн.
— Чародеи — они такие, сумасшедшие, — согласился я. — А имя Дарби вам как-то не очень идет.
Крейн чуть вздернул подбородок, и во взгляде его мелькнуло вдруг что-то, похожее на одобрение. Не знаю почему.
Черт, терпеть не могу, когда кому-то больше моего известно о том, какую глубокую яму я сам себе вырыл.
— Правда? А кому оно идет?
— Должен признаться, единственный Дарби, которого я видел до сих пор, был в том фильме про гномов... ну, с Шоном Коннери, — сказал я. — Но мне так кажется.
Он прикусил губу и замолчал. Минуту-другую мы наслаждались очередной безмолвной паузой. Напряжение продолжало возрастать.
Тишину нарушила Мёрфи.
— Часов, скажем, в десять сойдет, Дарби? В здешнем буфете? Нам не хотелось бы нарушать ваш столь плотный график.
Он посмотрел на Мёрфи, на меня, снова на нее — и опустил руку. Потом чуть кивнул ей, повернулся и удалился в толпу.
Жабеныш смотрел на нас еще три секунды, повернулся и поспешил за своим боссом, время от времени оглядываясь через плечо.
Я медленно выдохнул и привалился к стене. Забавная это штука — адреналиновая буря без разрядки. Мышцы ног сжимались и разжимались сами собой, свет в коридоре вдруг показался мне слишком ярким. Избитая голова заболела чуть сильнее.
Мёрфи продолжала стоять, не шевелясь, но я слышал, как она успокаивает дыхание. Мыш сел и напустил на себя скучающий вид; впрочем, уши его оставались настороженными.
— Ну, — произнесла Мёрфи вполголоса, выждав еще секунду. — И что все это означало?